Я… видела.

Видела!

Я могла рассмотреть мужское лицо с уже отросшей серой щетиной, сжатые губы, поперченную морщинку на лбу, метельные ресницы с совершенно белыми, морозными кончиками. И все это — без очков! Я видела множество деталей, а ведь раньше без окуляров все тонуло в тумане!

— Я тебя вижу… — от изумления закружилась голова. — Вижу!

— О чем ты? — не понял Рагнвальд.

— Я тебя вижу! — завопила, вскакивая. — Без очков! А я ведь думала, что совсем ослепла, потому что последние дни не могла рассмотреть ничего дальше своей руки!

— Ты не видела? — ильх выглядел потрясенным. — Постой… вчера, когда ты шла за мной, не видела дальше нескольких шагов?

— Трех, если быть точной! — от счастья, что главный ужас моего существования вдруг каким-то волшебным образом отступил, я не выдержала и рассмеялась. И тут же всхлипнула. Тоже от счастья! Верно, выглядела я как помешанная, но было наплевать!

— Подожди, — ильх потряс головой, моргнул. — Почему ты мне не сказала? И почему ты не видела? Мертвые земли твоего дома лишили тебя зрения? Но как же ты шла? Я ведь порой… отходил далеко. Как?

— По следам, — счастливо улыбаясь, выдала я. — На снегу были твои следы. Ну и тропинка все равно ведь одна… Великие перворожденные! Неужели я вижу? Я не ослепла!

Смахнула влагу с глаз, с восторгом осматриваясь. Теперь все было иначе! О прекрасные перворожденные хёгги! Неужели я вижу? Очертания приобрели четкость и краски. Оказывается, покрывало на лежанке не серое, а собранно из множества лоскутов, а край деревянного изножья любовно обнимает вырезанный вьюнок. Детали, которые раньше были мне недоступны, выплывали из мрака слепоты и наполняли душу невыразимым счастьем! Я снова рассмеялась, бросаясь от одного угла в другой и с восторгом разглядывая сучки на стенах, незатейливые рисунки на глиняных чашках и сколы на единственной тарелке. Да, я видела не в совершенстве, многие детали все еще ускользали от меня, но все же видела! Без очков!

— Не понимаю, как это получилось! Это ведь невозможно! Мое зрение улучшилось!

— Это сила Зова, — со странной интонацией произнес ильх. Он отступил в густую тень, наблюдая за мной.

— Что такое Зов? — живо откликнулась я, продолжая кружить по крошечной комнатке. Захотелось выбежать из лачуги и рассмотреть две щербатые ступеньки, огромную сосну, валуны, покрытые мхом, камни, небо! Рассмотреть все-все, каждую деталь этого огромного, прекрасного мира. Увидеть своими глазами! Да это же чудо!

— Ты не знаешь про Зов? — как-то хрипло спросил Рагнвальд, но я лишь отмахнулась. От обуревающих эмоций меня распирало изнутри и шатало, словно хмельную! Я даже забыла о наших с ильхом разногласиях! Сейчас меня больше занимало волшебство моего нового мира.

— Впервые слышу!

— И ночью не почувствовала ничего… м-м… необычного? — еще глуше произнес ильх. В его голосе скользнула какая-то новая нота, и я все же оглянулась. Но Рагнвальд стоял в сумраке, там, куда не дотягивался луч света. И его лица я не видела.

— Что я должна была почувствовать? Не понимаю тебя! — я кружила по лачуге, хватая и с восторгом рассматривая предметы. Хотелось смеяться. Или плакать. Или и то и другое одновременно!

— Совсем ничего?

Нет, все-таки этот варвар странный!

— Ну разве что есть хотелось, — попыталась я припомнить хоть одно необычное ощущение. — Ну и помыться, конечно!

— Ты испытывала лишь желание что-то съесть? И все?!

— Да!

Как-то плохо ильх с утра соображает. Не выспался, может?

— Великие перворожденные, — пробормотал варвар и потер ладонью переносицу. — Я думал, это невозможно. Значит, Бенгт сказал правду, а я-то думал, брат перепил и болтает всякие глупости. Девы из-за Тумана не откликаются на Зов. Он не воспламеняет их кровь!

— Этот Зов вернул мне зрение?

— Зов исцеляет. М-м…помимо всего… остального. Зов — это то, чем награждают перворожденные ильхов с кольцом Горлохума. Ну или… проклинают, тут как посмотреть.

— Это потрясающе! Так вот почему в Варисфольде удивлялись моей слепоте! — рассмеялась я. От счастья хотелось обнять весь мир, и даже одного мрачного варвара. Рагнвальд смотрел так, словно увидел что-то невероятное. А я просто кружила по лачуге, все еще не веря.

— Какой чудесный прекрасный Зов! Я вижу! Спасибо тебе! Великие перворожденные, да я готова на все, чтобы снова его вызвать! Хочешь, могу сплясать, правда, я ужасно неуклюжая, а еще я могу петь, но тоже плохо… Учителя говорили, что я безнадежна. К сожалению, у меня нет ни единого таланта, но я что-нибудь придумаю!

— Не надо, — придушенно выдохнул ильх.

— Не надо петь и танцевать? Тут ты прав, но… я не могу удержаться! Это лучшее, что случилось в моей жизни! — И хоть преподаватели танцев мученически закатывали глаза, когда я приходила на урок, я все же принялась отплясывать. Как умела. И даже стала напевать, тоже в силу своих скромных талантов! Только человек, всю жизнь зависящий от стекол на носу, может понять восторг от их избавления!

Рагнвальд что-то тихо пробормотал, кажется, выругался. И хлопнув дверью, выскочил из сторожки. Я весело помахала ему рукой, хотя ильх этого уже не увидел. Побег варвара ничуть не испортил моего прекрасного настроения, я привыкла к такой реакции. Стоило мне начать танцевать или петь, и все — начиная от членов моей семьи и заканчивая учителями изящных искусств — слаженно закатывали глаза и готовились лишиться сознания. Ну и к хёггам их всех, я все равно буду плясать! Так, как мне нравится!

Устав, я выдохнула и наконец пришла в себя. Покинувший меня разум вернулся, а с ним и способность здраво рассуждать. Я присела на край лежанки и задумалась. Вспомнила слова ильха, его напряженный взгляд, подпертую снаружи дверь. Вопросы и удивление. А в конце Рагнвальд и вовсе выглядел… уязвленным! Или я сошла с ума, или…

Выскочила из сторожки и уставилась на ильха.

— Этот Зов вызывает в девах желание, ведь так?

— Поняла, значит, — хмыкнул Рагнвальд.

— Глупость не входит в число моих недостатков. И насколько сильное желание он вызывает?

Ильх посмотрел на бревно, которым ночью подпирал дверь. Я возмущенно фыркнула. Это он что же, думал, я не сдержу желаний плоти и понесусь к ильху? Поэтому запер меня?

— Какая гадость! — возмутилась я. — Выходит, любая дева станет твоей, если ты… позовешь? Возмутительно!

— Почему? — не понял ильх. — Это честь для девы. Зов дарит здоровье, сильных детей, долголетие, не говоря уже об удовольствии… А если дева придет к риару, то получит за ночь дары, почему тебя это возмущает?

Я открыла рот, пытаясь объяснить и… закрыла. И задумалась над новыми сведениями. Мир фьордов так сильно отличался от привычного, что я порой не понимала, какой меркой его измерять. И стоит ли вообще это делать.