– Выберешься, – упрямо сказала она себе. – Тебя не оставят здесь просто так. Василина тебя вытащит. Смогла же в прошлый раз. Просто нужно не умереть с голоду и не быть сожранной кем-то из местных чудовищ. У тебя есть грибы, есть вода, есть водяные растения. Есть где прятаться.

«А если не вытащат? – шепнул скептик внутри. – Если не получится?»

Она задрожала и обхватила себя руками.

– Значит, буду выживать здесь, – проговорила твердо. – И думать, как вернуться.

Вернуться целиком. Как же это – оставить хотя бы часть себя жить здесь? А пока нужно собраться… нужно выживать…

Наглая птица опять заверещала прямо под боком, ткнулась Алинке в ноги, пытаясь добраться до ягод, и принцесса, сжав зубы, схватила ее, прижала к земле, скользя пальцами по зеленым коротким перьям, и, закрыв глаза, начала выкручивать шею. Птица билась под руками, царапая мощными лапами, – и, наконец затихла. Алина, понуро посмотрев на нее, начала вспоминать все, чему учила ее Пол и что она успела вычитать в книгах по теме «Что делать, если ты вдруг оказалась одна в диком лесу, полном хищников, незнакомой флоры и фауны, не имея ни одежды, ни оружия, ни-че-го».

Алинка долго искала в реке острые камни, которые могли послужить ножом. Убиенная птица укоризненно лежала на берегу, сливаясь оперением со мхом. Увы, камней было немного, и все они были обкатанные, гладкие. Принцесса прихватила с собой несколько найденных, вышла из теплой воды на берег и разложила их на своем «домике» – сломанном папоротниковом стволе. Пусть сохнут. Солнце уже поднялось высоко над головой, и стало жарко.

Затем Алинка попыталась отковырять от папоротникового пенька один из острых обломков древесины. Раз она пропорола таким ногу, значит, и птичью тушку сможет разделать. Но пенек держался крепко, будто был каменным, и сил не хватало отодрать обломок, как она ни качала туда-сюда, ни била камнями. Этак птица стухнет, пока она себе что-то типа ножа достанет!

Алинка вздохнула, взяла тушку, села на мох, скрестив ноги, и принялась ее ощипывать. Это они делали, когда жили в деревне, но получалось у нее всегда плохо. И руки после такого болели.

Перо шло плохо, скользило, надрывалась кожа, выступала кровь – опять вся испачкалась, – но через час голая тушка уже лежала перед ней. Алинка с силой насадила ее брюхом на торчащий обломок, протащила вверх-вниз, больше не разрезая, а разрывая, и, снова вздохнув, сунула внутрь руку и вытащила внутренности. И тут же сообразила, что нужно было заниматься разделкой птицы подальше от места ночлега, чтобы не приманивать зверье! Подумала и выбросила потроха в реку. Вымыла в воде тушку, заодно и помылась сама.

Истерзанная, порванная пташка снова лежала на мху. Алинка осторожно отщипнула кусочек мяса, скривилась: есть можно, но как же противно. Надо все же попробовать добыть огонь.

В теории она действительно знала все. Взяла два подсушенных камня, набрала сухих папоротниковых листьев – идеальный розжиг, – древесной крошки. И села чиркать камнями друг о друга, вызывать искры.

У нее даже получилось их высечь. Пару раз занимался дымок над сухими измельченными листьями. Но огня – огня не было. Она и ругалась, и забрасывала камни куда подальше, и снова брела за ними, и снова упорно, долго сидела над розжигом, но ничего не получалось. Алина даже попробовала вызвать огненные плети, которым учила сестер Ангелина, – но здесь не появлялось тепла в области матки и по рукам не начинали бежать горячие волны, предвестники огня.

Апофеозом неудачного дня стали не только мозоли на руках и вновь проснувшийся голод, из-за которого она уже готова была сгрызть тушку сырой. В сумерках, когда от мелькающих искр и сухого скрежета камней стали слезиться глаза, неподалеку послышалось странное ворчание и шелест. Алинка повернула голову и, ахнув, бросила один из булыжников в сторону собравшихся мелких хищников, похожих на зубастых крыс, с урчанием объедающих многострадальную птицу. От нее уже шел отчетливый тухлый запашок. Крысозубы прыснули в стороны, но тут же вернулись обратно. Через несколько минут на поляне даже обглоданного скелета не осталось.

К Алине они не подходили, нападать не пытались, держались опасливо, и она очень надеялась, что это падальщики. И наутро она не проснется без ушей или пальцев.

Ночью принцессу, слава богам, никто не тронул. Но спала она странно: казалось, что ее качает кто-то огромный в огромной же ладони, а темнота сверху вибрирует, зовет.

«Не бойся. Иди ко мне».

«Куда идти? – спрашивала она обиженно у темноты, пытаясь коснуться ее пальцами, которые обжигало холодом. – Кто ты?»

«Я твой отец, маленькая пташка».

Она фыркала во сне и сердилась. У нее один папа. И он точно не похож на это… нечто.

«Ты чудо, которое я ждал. Иди ко мне. Слушай… слушай, я зову».

«Я домой хочу», – плакала она.

Тьма проникала ей в голову, смотрела воспоминания, заново проживала всю недолгую жизнь и густо, горько вздыхала, отчего Алину подбрасывало в небеса, а в животе разливалось ощущение страха и полета.

«Я тоже хочу, птенец. Как там все изменилось. И как это Красный допустил… тебя. Внимай… за тобой идут. Человек из нашего мира. Запоминаешь?»

«Да», – сквозь слезы радовалась Алина.

«Верь ему. Он поможет. Больше никому не верь. И берегись».

«Но когда?» – жалобно спрашивала принцесса.

«Он еще далеко. А другие – близко. Берегись. Прячься. У меня почти не осталось сил… я не могу забрать тебя к себе. Берегись».

Проснулась она отдохнувшей. Только живот опять ныл от голода и тело болело от жесткого ложа. Сон вспоминался обрывками, и Алина, поудивлявшись играм подсознания, пошла умываться.

Она не успела дойти до реки – раздалось громкое низкое жужжание, над водой мелькнула огромная тень, и принцесса застыла, спрятавшись за одним из стволов. Больше всего удаляющееся существо было похоже на… гигантскую стрекозу. А за ней метрах в пяти над рекой полетела еще одна и еще.

Именно о таких рассказывала Марина, когда вернулась, раненая, из вулканической долины. Только она не говорила, что на стрекозах можно сидеть.

На этих, в грубых седлах, зажав в руках поводья, сидели черноволосые люди, очень странно одетые – в какую-то кожаную варварскую одежду. У них не было крыльев, как у принцессы, но было оружие – мечи, ножи, – и они внимательно смотрели вниз, оглядывая берега реки.

Алинка уже рванулась вперед, замахать руками, закричать – но сначала ее остановило то, что она совсем голая, затем вспомнился сон, и она осталась на месте. Пусть… пусть это глупо. Но их уже искали после переворота, и она привыкла не верить чужакам и прятаться. Не настолько давно все это было, чтобы она забыла об осторожности.

Стрекозы удалялись. Алинка перевела взгляд на прибрежный мох, отмечая и свои следы, и останки погрызенных ею и выброшенных на берег растений. Может, с воздуха это и не видно. Но если они спустятся?