Дионисия приговорили к смерти заочно, так как нигде не смогли его обнаружить. Филист распустил слухи, что тот умер от полученных ран и друзья предали его тело огню — ночью, на болотистых берегах реки Кианы.

Народное собрание выбрало нового правителя, по имени Дафней, похвалявшегося тем, что он убил более двадцати мятежников в ужасную ночь битвы за агору. Он заявил, что победа навсегда закрепила триумф демократии и в будущем никто больше не посмеет и думать об установлении тирании.

Хвастовство Дафнея раззадорило и других. Так многие завсегдатаи портовых кабаков стали бахвалиться тем, что «побывали между ног у этой шлюшки», дочери этого гнусного Гермократа, предателя. Никто прежде не смел говорить подобного о женщине, имевшей мужа, жениха или брата, но память Ареты некому было защитить, и о ней можно было безнаказанно болтать что угодно. Но у Филиста везде были глаза и уши и много денег — отчасти из полученного им наследства, отчасти из казны Братства. На основе поступавших к нему сведений он начал составлять список, прилежно занося туда имена, адреса, профессии, места, посещаемые данным субъектом, и все прочее, что удавалось узнать в этой связи.

Братство, несмотря на понесенные потери, все еще оставалось сильным и многочисленным, и когда под большим секретом распространилась новость о том, что Дионисий выжил и прячется в горах в недоступном месте, многие изъявили желание отправиться туда и стать его активными сторонниками.

В те же дни Филист направил своего гонца, по имении Деметрий, в Малую Азию, к младшему брату Дионисия, Лептину, жившему в Эфесе.

Открывший ему дверь раб сообщил, что хозяина нет дома.

— А где он? — поинтересовался посланец.

— Не знаю, выходя по вечерам, он не докладывает мне, куда идет.

Деметрий вздохнул:

— Значит, я буду ждать его возвращения. Дело срочное. Можешь пока дать мне чего-нибудь поесть? Я еще не ужинал.

Раб не испытывал особого желания принимать в доме незнакомца, но не решился и прогнать его, поэтому подал блюдо с оливками и ломоть хлеба.

Деметрий принялся с жадностью поглощать все это, запивая вином из фляги.

— Твой хозяин обычно поздно возвращается? — спросил он.

— Как правило, под утро, — ответил раб.

Однако вскоре Лептин появился. Еще не отдышавшись, он первым делом запер за собой дверь на засов.

— Кто ты, друг? — поинтересовался он, не выказывая при этом ни малейшего удивления.

— Меня зовут Деметрий, меня послал Филист, чтобы сказать тебе…

Не успел он и договорить фразу, а Лептин уже открыл ларь и извлек оттуда котомку с личными вещами, собранными специально на случай внезапного отъезда.

— Ты мне все расскажешь по дороге. В этом городе стало невозможно жить. Мы можем рассчитывать на корабль?

— Да, на тот, что доставил меня сюда…

— Отлично. Тогда в путь.:. Мужья в здешних краях ведут себя подчас очень невоздержанно, когда им случается застать тебя в постели с их женами, иной раз они просто не прочь прибегнуть и к насилию…

Они выбежали из дома под недоуменные восклицания раба:

— Хозяин, а мне что делать?

— Ничего! — ответил ему Лептин. — Если кто-нибудь будет спрашивать, скажи, что я уехал. Забирай все, что найдешь в доме, и да помогут тебе боги!

Они едва успели скрыться в первом же переулке, как группа людей, вооруженных палками, ворвалась в дом.

Двое беглецов тем временем неслись по погруженным во мрак улицам города в направлении порта, к стоявшему там на якоре кораблю Деметрия. Наконец они оказались на пристани.

— Трап! — подбегая к месту швартовки, выкрикнул Деметрий, осознавший всю критичность ситуации.

Вахтенный матрос узнал его и тут же выкинул трап, после чего оба беглеца поднялись на борт, наконец почувствовав себя в безопасности.

Лептин с облегчением вздохнул, сел на скамью и обратился к Деметрию как ни в чем не бывало:

— Так что? Как дела в Сиракузах?

Деметрий посмотрел на него с весьма мрачным выражением лица.

— Плохо, — ответил он, — хуже и быть не могло бы. Твоему брату нужна помощь.

Лептин нахмурился.

— До отплытия осталось несколько часов. Расскажи мне все.

… Десять дней спустя корабль Деметрия бросил якорь в порту Лаккий, и Лептин поспешил в дом Филиста.

— Где Дионисий? — спросил Лептин, едва успев войти.

Филист знаком попросил его говорить тише и повел к

себе в кабинет.

— Он в безопасности.

— Я ведь спросил «где»? — повторил Лептин настойчиво.

— Не могу тебе этого открыть, — ответил Филист. — Это слишком опасно. Если враги захотят узнать, где он находится, как думаешь, за кем они станут следить, учитывая, что жена его мертва? И сколько времени, по-твоему, приезд твой останется незамеченным?

Лептин понял, что Филист имеет в виду, и сдался.

После битвы за агору несколько верных друзей из Братства увезли Дионисия на лодке по реке Анап. Сначала, пока было возможно, они гребли против течения, потом лодку тащил осел, шедший по берегу. Когда русло реки стало слишком неровным, купили у крестьянина еще одного осла, соорудили носилки для раненого, поместили их между парой ослов и закрепили с помощью шестов. Таким образом им удалось добраться до истоков реки. Это было овеянное легендами и мифами место, где бил ключ с хрустально прозрачной водой, среди луга, поросшего многоцветными цветущими олеандрами и терпко пахнущим дроком. Здесь, среди высоких скал, склоны которых были усеяны огромным количеством пещер, выдолбленных древними обитателями этой земли, они хоронили своих мертвых, чтобы те находились поближе к небу.

Кого нужно, уже предупредили: при свете луны сверху спустили решетчатую конструкцию; сопровождавшие Дионисия очень осторожно положили его туда, закрепили ремнями и подали сигнал на подъем. Оставшись внизу, они с волнением наблюдали за тем, как хрупкое сооружение из переплетенных ветвей удаляется куда-то ввысь, чтобы в конце концов исчезнуть на головокружительной высоте, в похожем на глазницу черепа входе в пещеру, прорубленном в черной скале.

Они находчиво и ловко выполнили порученное им задание — и теперь могли двинуться в обратный путь, чтобы сообщить Филисту об успехе предприятия. Дионисий отныне находился в надежном месте, в недоступном убежище среди гор, напоминающем чем-то орлиное гнездо. Опытный человек теперь станет заботиться о нем — местный житель-сикул, лекарь, почитаемый своими соплеменниками. Филист верил в него больше, чем в сиракузских медиков, высокообразованных, опытнейших хирургов, привыкших очищать, прижигать и зашивать раны воинов, возвращавшихся с поля боя, но не лечить коварные воспаления, часто развивающиеся в этих ранах.

Дионисий много дней провел в том уединенном месте, находясь между жизнью и смертью, часто пребывал во сне, вызванном слабостью, кровопотерей и снотворными средствами, смешанными с диким медом, которыми его поил старик-сикул, ухаживавший за ним. Когда наконец больной пришел в сознание, первое, что он увидел, услышал и ощутил, был вход в пещеру, обрамляющий яркое пятно света, пересекаемое проносящимися облаками и птицами, щебетание жаворонков, запах дрока и женское пение, казалось, исходившее из окружавших его стен.