Кошка привстала, осмотрела строго, взыскательно Игната и Машу, нахмурила мордочку, фыркнула и улеглась обратно, обняв лапой девушку за шею.

– Кто она, эта девочка? – шепотом поинтересовалась Маша.

– Она то ли смотрителем тут работает, то ли в запасниках хранителем. Кшися.

– А кошка зачем? Тут ведь не то что мышей, даже паутины нет.

– Это ее друг. Она почти всегда сидит у Кшиси на плече… Саира. Кидается на тех, кто ей не нравится, от кого чувствует опасность. Прямо с Кшисиного плеча кидается.

– Откуда ты ее знаешь? – ревниво поинтересовалась Маша, отдыхая на пролете лестницы.

– Она давно тут. И ей довольно много лет, но практически не меняется. Где живет, с кем, как, понятия не имею. Чудная. Я знаю только, что она – организатор реконструкций. Ну, то есть тех самых ролевых игр, когда в крепости воссоздают эпоху, духовные и материальные ценности времени. Но Кшися не из тех организаторов, что бегают, договариваются, рассылают письма. Она – консультант по эпохе. И очень резка. Хоть откуда приехать может группа, хоть с другого конца света, но если их знания, одежда, снаряжение и поведение в быту, стиль сражения и ведения боя, танцы, музыка, представления о реконструируемой эпохе ей не соответствуют, она требует их вывести за пределы крепости. Что-то вроде инспектора времен, – разулыбался Игнат.

Запыхавшись, они поднялись на длинную галерею, что тянулась вдоль всей стены, прошли по ней следом за исчезнувшей где-то за тяжелыми дубовыми дверями Кшисей.

В выставочном зале музея было тихо и безлюдно. Кшиси нигде не было. На стенах висели картины местного художника с изображениями основных битв, что проходили в Аргидаве.

– Как мне тут хорошо, как мне нравится… – тихо протянула Маша.

Пусто, гулко, сквозняк из глухого угла, где нет ничего: ни прохода, ни двери, ни окна, ни щели. Топоток легкий, шепот еле слышный, звон упавшей и покатившейся монетки, глухой стук уроненного чего-то небольшого, то ли яблочка, то ли еще чего-то.

Мимо них из входной двери в арку, ведущую в соседний зал, не поздоровавшись, в мягкой обуви почти бесшумно прошмыгнул тонкий, гибкий, как майская травинка, юноша. Он еще постоял в арке, покачался, обернулся нехотя и сонно, вошел в соседний зал, лениво кивнул, еще раз обернувшись… Маша кинулась следом, а мальчик исчез. И не было там ни двери, ни окна. Ни шкафа, где можно было спрятаться. Ничего. Безмолвно в стеклянных витринах стояли манекены в военном снаряжении разных войн и сражений: с мечами, кинжалами, шпагами и саблями. С луками и стрелами разных конфигураций, с арбалетами и кремневыми ружьями. Жесткие лица с кровожадными оскалами, глядящие прямо тебе в глаза, страшные умельцы грабить, убивать, разрушать и жечь. И ни один из них не был похож на проскользнувшего мимо мальчика-травинку, мальчика-стебелька, тоненького, в замшевом камзольчике…

– Маша! – Игнат потряс ее за плечо. – Очнись, ты опять задумалась. Ты зачем побежала сюда без меня? Тут для нас ничего интересного. Пойдем, я тебе что-то покажу.

Игнат провел ее назад в картинную галерею.

– Смотри вот сюда.

– И что? – разглядывая две почти одинаковые картины, спросила Маша.

– А то, что это триптих. Вот смотри, пустое место. И темный след. Тут висела еще одна картина.

Ничего особенного. Тронный зал старой крепости. На одном полотне во главе праздничного стола восседает турецкий паша, на другом – русский князь. И перед ними стоит в поклоне тонкий, гибкий юноша в зеленом камзоле и держит за спиной странно развернутый свиток.

– В замшевом камзольчике! Мальчик! – вскрикнула Маша.

– При чем тут камзол?! – возмутился Игнат. – Посмотри, что на свитке!

– Что?

– Там план. Чертеж. Скорей всего, это чертеж строительства Тронной башни. С ее залом и – внимание! – с подземельем. И подземным ходом. А теперь посмотри вот на эту женщину, – указал Игнат на второе полотно.

За спиной у мальчика в зеленом камзоле, спиной к зрителю, стояла рыжеволосая девушка, ее яркие волосы паутиной рассыпались по плечам. Девушка украдкой протягивала руку к свитку, чтобы забрать его, спрятать, спасти…

– Где найти третью? Где она? Что там?

– Думаю, что там – сам художник. И весь проект башни. И не ошибусь, если окажется, что у художника шрам на правой щеке.

В зал вошла группа туристов, и с ними – бойкая хорошенькая экскурсовод.

– Привет, Игнатик! – кокетливо повела она глазками.

– А где третья картина?! – тут же, без вступлений, приветствий, ритуальных представлений, спросила у девушки Маша.

Девушка пожала плечиком, закатила глаза, мол, с кем ты общаешься, Игнат, и ответила:

– На реставрации.

– А где? У кого на реставрации? А эти две почему висят? Неотреставрированные, – не отставала Маша.

– Откуда мне знать, – возмутилась девушка, опять дернула плечиком, призвала туристов собраться в кучку к началу экспозиции и заученно, монотонно начала экскурсию.

Игнат и Маша спустились вниз по южной лестнице вопреки всем правилам и оказались у входа в подвал с арсеналом крепости. То ли там велись какие-то работы, то ли кто-то специально оставил огромные металлические ворота с кольцами, ведущие в подвальные помещения, открытыми.

– Это для туристов открыли?

– Думаю, это открыли для нас.

– Кто?

– Кто-кто… Твой мальчик. В замшевом зеленом камзольчике.

– Ктооо?!

– Пошли, пока нас не заметили и не выгнали.

У Маши заложило уши и разболелась голова. Она уставилась на странной конструкции катапульту и замерла.

– Маш… Маша?

Маша хотела ответить Игнату, но губы не слушались, ей казалось, она теряет сознание.

Из узкого арочного хода, откуда-то из темноты, появился тонкий, как стебелек, юноша. Подошел ближе. Еще ближе. Мальчик с белым красивым лицом и шрамом на переносице.

– Ты девушка? – шепотом спросила Маша. – Ты ведь девушка!

– Тише, – прошипел мальчик со странным акцентом. – Не ори. Пошли со мной. Он пусть ждет тут.

Мальчик нагнул голову, странного кроя шапочка зацепилась за дверной крюк, сползла, и по плечам рассыпались огненно-золотистые волосы.

Маша двинулась следом за Кшисей. Закружилась голова, и то ли ей казалось, то ли было на самом деле, что разговаривала она с какими-то людьми, что прикасались они к ее странному шраму на переносице, что говорили что-то важное. И все были чем-то крепко озабочены.

Игнат вынес ослабевшую Машу из подвала на руках, бормоча:

– Что-то слишком часто я стал носить на руках одну и ту же девушку. И мне это все больше и больше нравится. Ты не знаешь, к чему это?

Бледная трясущаяся Машка нашла в себе силы кое-как улыбнуться.