Хотя он и чувствовал, что Квина испытывает неудобство от такого непосредственного и очень напряженного интереса, он жаждал стать ближе к этой женщине-когитору, к ее знаниям и ее философии. Голос его стал тихим и вкрадчивым:

– Я прошу вас.

– Подождите, Великий Патриарх.

Монах со шрамом поднял глаза к небу, молча общаясь с древним мозгом.

Будто не замечая усиливающегося холодного дождя, посредник начал грубым гортанным голосом вещать слова когитора:

– Великий Патриарх, ты хочешь спросить меня о писаниях и древних текстах. Я слышу это в твоем голосе, в твоих действиях, в каждом твоем вздохе.

Изумленный Иблис ответил, кивнув:

– Я очарован древними пророчествами муадру и тем, как они подходят к нашему бурному времени. В текстах, которые мне довелось прочитать, я нашел множество оправданий Священного Джихада против мыслящих машин. Ваши собственные писания и речи дали мне решимость послать множество храбрых бойцов на поля сражений.

Когитор была явно расстроена.

– Эти мысли совершенно не относились к вашему Джихаду.

– Но ведь есть мысли, относящиеся ко всем временам? Особенно ваши мысли, Квина.

Барабанящий по крышам дождь не оставил на людях ни одной сухой нитки. Один из сержантов джипола протянул Гинджо кусок сухой ткани, и Великий Патриарх, вытерев лицо, продолжал:

– В одном из своих манифестов вы пишете о коллективном безумии войны, о том, что победители ради победы внушают массам иллюзии. Я стремился достичь поддержанной вами возвышенной цели и с радостью могу сказать, что отчасти это получилось. Но теперь я хотел бы поставить более высокую цель.

– Я никогда не одобряла такой практики. Это была одна из множества идей, которые я предложила в качестве примера, – ответила Квина. – Вы вырвали мои слова из контекста. Читали ли вы весь свиток, Иблис Гинджо? В нем несколько миллионов слов, и мне потребовалось несколько столетий, чтобы его составить.

– Я искал там только идеи. Вы вдохновили меня на это.

– Важные концепции надо усваивать во всей их полноте. Не стоит пытаться интерпретировать писания, надев шоры, только чтобы добиться своей цели.

Иблис, естественно, и сам хорошо знал, что сведения из писаний когитора извлекал выборочно, а потом произвольно манипулировал информацией. Но он получал удовольствие от диалога с Квиной, видел в нем интеллектуальную игру, вызов своей способности полемизировать с одним из величайших умов в истории человечества. И еще этот диалог удовлетворял потребность в наставнике, каким служил для него когитор Экло, пока не был уничтожен во время мятежа на Земле.

Великий Патриарх наскоро выдернул несколько цитат из пророчеств относительно «конца времен», из рунических письмен муадру и из других заповедей, которые – если достаточно вольно их толковать – возвещали, что человечество обретет рай только после тысячелетия тяжких страданий и достаточно больших жертв.

– Я полагаю, что Икс – это для нас возможность принести эти жертвы. Мои воины Джихада и наемники готовы уплатить эту цену, как и население Икса.

– Кровь невинных всегда была расхожей монетой в руках харизматических вождей, – сказала Квина голосом посредника. – Вы черпаете из фрагментов и источников, заведомо неполных. Следовательно, в вашем знании есть пробелы, а ваши умозаключения могут быть ложными.

Охваченный внезапно проснувшимся интересом, Иблис поднял брови.

– Значит, вы знаете весь текст посланий? Что содержится в других фрагментах?

Он хотел как можно лучше вооружиться знанием старых текстов. Ему необходимо было возбудить брожение на пробуждающихся планетах, гальванизировать угнетенные народы обещаниями скорого конца их бедствий.

После затянувшегося тяжелого молчания когитор заговорила снова:

– Вы действительно религиозный человек, Иблис Гинджо?

Он знал, что не может солгать древнему философу.

– Религия согласуется с моей святой целью – помочь человечеству подняться против своих угнетателей.

Зловещим голосом своего посредника-монаха Квина ответила:

– А прислушивались ли вы хотя бы к одному из многочисленных протестов против Джихада? Вы работаете ради человечества, Великий Патриарх… или ради самого себя?

Иблис сформулировал ответ весьма искусно:

– Быть может, действительно ради одного человека, но не ради меня. Все это – ради невинного дитяти Серены Батлер, которого на моих глазах убила мыслящая машина. Пусть протестующие против Джихада близоруки и не понимают сути его, но сам я – всего лишь орудие победы. Я с радостью уйду, когда окончательный успех будет на нашей стороне.

Через посредника Квина издала неопределенный звук.

– В таком случае вы человек, достойный восхищения, и очень нетипичный человек, Иблис Гинджо.

Монах, завершая аудиенцию, прикрыл цилиндр промокшей тканью и заговорил своим обычным голосом:

– Мы должны вернуться в Город Интроспекции, Великий Патриарх. Не следует более беспокоить Древнюю.

Словно очнувшись от глубокого транса, Иблис вдруг заметил, что мимо них по залитым водой ступенькам идут люди, спешащие в зал заседаний парламента. Патриарх всей душой хотел бы продлить беседу с невероятно долгоживущим мозгом, получить дополнительные советы и поучения, получить так нужное ему сейчас воодушевление – но одетые в желто-оранжевое монахи уже спешили прочь.

Тут он сообразил, что и сам уже давно опаздывает. Серена Батлер вот-вот должна начать свою обращенную к представителям зажигательную речь, которую он лично для нее написал. Не замечая мокрой одежды, прилипающей к телу, он заторопился в зал, чтобы не пропустить начало речи. Охрана была плотной, как всегда, но сегодня Великий Патриарх не опасался нападения или покушения.

На сегодня он их не готовил.

Серена Батлер, одетая в снежно-белое платье, украшенное рубинами, выглядела на трибуне как небесное видение. Даже без оранжевого ноготка на лацкане платья и без золотого ожерелья на шее она выглядела на редкость молодой и здоровой для своих лет. Примечательно, если учесть, что Серена отказалась принимать предложенную ей Аврелием Венпортом меланжу.

Иблис смотрел внимательно. Серена редко лично покидала Город Интроспекции, поэтому каждое ее публичное выступление было большим и важным событием.

Двадцать человек, освобожденных на Иксе и вывезенных с этого нового поля битвы Джихада, сидели в первом ряду, как своеобразные музейные экспонаты. Они с благоговением смотрели на высшую жрицу священной войны. Благодаря неустанным пропагандистским усилиям Иблиса все люди, даже те, кто находился во тьме рабства у мыслящих машин, слышали об этой женщине, дитя которой мученически погибло от рук злокозненных роботов.

Когда аудитория затихла, под сводами зала раздался мелодичный голос Серены Батлер: