Точнее, им только кажется, что это их не касается. Из всех издержек, которые ложатся на общество в связи с проблемой неравенства, возможно, самой серьезной является размывание чувства идентичности, при котором так важны справедливость, равенство возможностей и чувство общности. Америка долгое время кичилась своим якобы справедливым обществом, в котором у каждого есть равные шансы пробиться, но статистика показывает обратное: шансы американского бедняка или даже человека из среднего класса на то, чтобы оказаться среди представителей верхней прослойки, значительно ниже, чем во многих странах Европы. Расклад был против них. Именно осознание несправедливости системы, в которой нет места возможностям, привело к революционным пожарам на Ближнем Востоке, а повышение цен на продукты питания и постоянно растущий уровень безработицы среди молодого населения были лишь причиной возгорания. Учитывая то, что безработица среди молодежи Америки держится примерно на уровне 20 процентов (а в некоторых местах и среди некоторых социодемографических групп это цифра вдвое больше), что каждый шестой американец, который пытается найти постоянную работу, не может этого сделать, а каждый седьмой американец зависит от продовольственных талонов (и примерно такое же число людей страдает от отсутствия продовольственной безопасности), есть веские основания считать, что что-то мешает просачиванию благ от Одного процента ко всем остальным. Все эти факторы в совокупности дают предсказуемый эффект отчуждения – на последних выборах явка избирателей в возрасте от двадцати до тридцати держалась в районе 21 процента, т. е. на том же уровне, что и безработица.

Последние недели мы наблюдаем, как миллионы людей выходят на улицы, чтобы высказать протест против политических, экономических и социальных условий, которые создают для них деспотичные общества, в которых они живут. Правительства в Египте и Тунисе были свергнуты. Протесты вспыхнули в Ливии, Йемене и Бахрейне. Правящие семьи в других уголках региона вынуждены нервничать в своих пентхаусах с кондиционерами: не будут ли они следующими в очереди? И у них есть все основания для беспокойства. В этих обществах мизерная, меньше одного процента, часть населения владеет львиной долей всех богатств, могущество определяется размером благосостояния, коррупция того или иного сорта является нормой и образом жизни, а богатейшие зачастую активно препятствуют всякой политике, которая могла бы улучшить положение населения в целом.

Пока мы созерцаем протесты на улицах других государств, стоит задать себе один вопрос: как скоро подобное начнет происходить в Америке? В ключевых аспектах наша страна стала сильно похожей на эти далекие, проблемные регионы.

Алексис де Токвиль когда-то писал о том, что он видит гениальную уникальность американского общества в его способности преследовать «личный интерес, понимаемый должным образом». Три последних слова являются здесь ключевыми. Каждый человек преследует личные интересы в узком смысле: «Я хочу получить прямо сейчас то, что мне нужно!» Но личный интерес, «понимаемый должным образом» – это кое-что совсем иное. В этой формулировке речь идет о способности осознать, что уважение и принятие во внимание личных интересов других людей (иными словами, всеобщее благосостояние), – обязательное условие для достижения собственного благополучия. Токвиль не видит ничего почетного или идеалистичного в таком подходе, наоборот, он рассматривает его как отличительную черту американского прагматизма. Сообразительные американцы быстро поняли главное: заботиться о ближнем полезно не только для души, но и для бизнеса.

У представителей Одного процента лучшие дома и есть доступ к лучшему образованию, лучшим врачам и возможность вести наилучший образ жизни, но есть одна вещь, которую нельзя купить ни за какие деньги: понимание того, что их жизнь тесным образом связана с тем, как живут остальные 99 процентов. В истории есть немало доказательств того, что в конечном счете Один процент приходит к этому пониманию. Но зачастую слишком поздно.

[47]

Начнем с того, что сформулируем основную предпосылку: неравенство в Америке усугубляется на протяжении не одного десятилетия. Мы все это прекрасно осознаем. Безусловно, среди сторонников правой идеологии есть и те, кто отказывается признавать этот факт, но серьезные аналитики политического толка уже принимают неравенство как само собой разумеющееся явление. Я не стану приводить здесь все доказательства, разве что отмечу, что разрыв между одним процентом и остальными 99 процентами огромен, если оценивать его в терминах ежегодного дохода, и еще более огромен, если оценивать его в категориях благосостояния, под которым, по сути, подразумевается накопленный капитал и другие активы. Возьмем в качестве примера семью Уолтон: шесть наследников империи Walmart владеют благосостоянием, общая сумма которого составляет около $90 миллиардов, что равнозначно совокупному благосостоянию нижних 30 процентов американского общества. (У многих представителей низов собственный капитал нулевой или отрицательный, что связано прежде всего с проблемами на рынке жилья.) Уоррен Баффет дал очень точное определение происходящему, когда сказал: «Последние двадцать лет велась межклассовая война, и, надо признать, мой класс в ней победил».

Сам факт усугубляющегося неравенства не вызывает многочисленных дискуссий. Обсуждается преимущественно его значение для общества. Со стороны правых можно услышать заверения, будто неравенство – не такой уж и отрицательный феномен, и если самые богатые получают выгоду, то ее же получают и все остальные. Это ошибочное утверждение. В то время как богатые еще больше богатеют, большинство американцев (причем не все из них относятся к нижней группе общества) не в состоянии поддерживать свой привычный уровень жизни, не говоря о том, чтобы его улучшить. Среднестатистический человек мужского пола, трудящийся на постоянной работе, сегодня имеет ровно такой же доход, что и примерно тридцать лет назад.

В то же время с позиции левых растущее неравенство наводит на рассуждения о банальной справедливости: с какой стати такое небольшое количество людей должно иметь так много, хотя огромное число людей имеют крайне мало? Нетрудно догадаться, что в эпоху, когда всем правит рынок и когда даже справедливость может быть предметом купли-продажи, подобный аргумент многими сразу же отвергается как неуместное проявление эмоций.

Однако эмоции в сторону. Есть серьезные причины для того, чтобы представители плутократии все-таки озаботились проблемой неравенства, даже если они думают исключительно о себе. Богатые существует не в безвоздушном пространстве. Для того чтобы поддерживать свое положение, им необходимо функционирующее общество. Общества с высоким уровнем неравенства функционируют неэффективно, и их экономика не отличается ни стабильностью, ни надежностью. Примеры из истории и современности позволяют сделать точные прогнозы: настанет момент, когда неравенство обернется экономической несостоятельностью всего общества, и если это действительно случится, даже богатым придется заплатить высокую цену.

Позвольте мне привести несколько аргументов в защиту моего утверждения.