— Очевидно, ваши инструкторы не предусмотрели чего-то очень существенного. Впрочем, не буду травмировать вас. Скажите, в сорок первом, где-то к концу лета, у вас случались побеги? Кто-нибудь из курсантов убежал?

— За все время существования школы было осуществлено три побега и совершено два самоубийства. Каждое из этих событий вызывало бурю негодования руководства и жестокие воспитательные меры со стороны гестапо и абвера.

— Вам известно, кто открыл счет побегам?

— Какой-то поляк. Если вас интересует фамилия, звание, кличка, то здесь я вам ничем помочь не могу. Помню только, что это был польский офицер, заброшенный в Польшу из Англии и перевербованный нашими службами. Говорят, довольно способный парень, на него возлагали большие надежды. Хотели, чтобы вернулся в Англию и занялся истреблением польского эмигрантского правительства и генералитета. Почему вас это интересует? Насколько я понял, определенной информацией об этой школе вы все-таки владели. А сначала мне показалось, что вы вообще наткнулись на нее случайно. И на нас тоже.

«Значит, Владислав Мазовецкий был в этом лагере. Помнится, он так и объяснял: в предгорьях Карпат, почти на границе с Украиной… Специализированные команды из военнопленных разных национальностей…» Жаль, что я не расспросил его более подробно о командовании школы. Но ведь кто мог предположить, что судьба забросит меня в окрестности "ЗЕТ-4"? А главное, есть подтверждение того, что шарфюрер не врал: здесь действительно работает диверсионная школа».

— А кто такой Отто Скорцени?

— О, Скорцени? — оживился шарфюрер. — Вам приходилось слышать о нем? Впрочем, сейчас о Скорцени говорят многие.

— Это эмоции. Что конкретно вы знаете об этом человеке?

— Ну, я, положим, знаю немногое, не более того, что о нем написано в газетах, да еще кое-что слышал от наших инструкторов, выудил во время их разговора между собой. Одно понятно, что для диверсионной элиты рейха — Скорцени настоящий кумир.

— Конкретно, шарфюрер, конкретно…

Около часа Гольвег подробно рассказывал о Скорцени, о службе безопасности — СД, о структуре войск СС и порядках, которые в них царят, о ритуале посвящения в члены СС (при этом показал вытатуированный личный номер). Сообщил он и то, что, по слухам, где-то в предместьях Берлина действует особая диверсионная школа, в которой будут готовить профессионалов экстра-класса и где преподают сам Скорцени и его люди. Один инструктор даже намекнул ему, как шарфюреру СС, что, при особом старании и его личной протекции, он, Гольвег, мог бы попасть в эту школу, выпускники которой в основном будут работать уже после войны, независимо от ее исхода.

«Уж не в эту ли школу сулил определить меня гауптштурмфюрер Штубер? — подумал Громов. — Нет, вряд ли он знал тогда о существовании такой школы. Наверняка сначала послал бы меня в "ЗЕТ-4" или в какую-то иную, ей подобную».

— А вам никогда не приходилось слышать о такой антипартизанской группе — «Рыцари Черного леса»?

— Никогда. Она действует в Польше? В ней находятся выпускники «ЗЕТ-4»?

— Значит, гауптштурмфюрер Штубер, барон фон Штубер, вам тоже неизвестен?

— Штубер? — удивленно переспросил Гольвег. — Не слышал о таком. Не имею чести.

— Жаль, моего друга, гауптштурмфюрера Штубера, это очень огорчило бы. Он-то считает себя одним из талантливейших диверсантов рейха.

— Вы охотитесь за этим человеком? Вам приходилось сталкиваться с ним?… Вы не отвечаете на мои вопросы. Так трудно поддерживать разговор, господин обер-лейтенант.

— А почему вы решили, что мы с вами разговариваем? — с холодной яростью поинтересовался лейтенант. — Почему ты, шарфюрер СС, решил, что я с тобой разговариваю? Я допрашиваю тебя, понял!

— Но, господин обер-лейтенант… — испуганно поднялся на ноги шарфюрер. — Я не хотел вас обидеть. Извините.

— Я допрашиваю тебя, понял? Что бы я ни говорил тебе, какие бы вопросы и каким тоном ни задавал, это — допрос. И ты обязан отвечать. Немедленно и правдиво. Иначе в течение пяти минут я выбью из тебя всю науку, которую тебе преподнесли за все годы службы в СС. Ты понял меня, шарфюрер?

Последние слова он произнес уже негромко и незло, как бы прислушиваясь к собственному голосу. «А ведь это нервы. Неужели сдают?» Беркут боялся этого. До сих пор он старался поддерживать форму, потому что предчувствовал: как только нервы начнут сдавать, он погибнет. При том способе борьбы, который он избрал, со слабыми нервами ему не продержаться и недели. Именно поэтому Андрей не ушел, а заставил себя успокоиться.

— Как только проснутся мои люди, мы начнем тренировку. Вы покажете все приемы защиты и нападения, которыми владеете. Все приемы ближнего боя.

— Да, я заметил, что ваши люди — не десантники, не из спецгруппы. Они не прошли никакой подготовки. Обычные польские лесовики, — поспешил поддержать его шарфюрер, чувствуя, что у него снова появляется шанс выжить.

Третий день подряд на опушке леса, недалеко от беседки, Беркут проводил интенсивные тренировки своей группы. «Лесные мстители» (так они именовали себя теперь, по названию группы Гандича) по одному налетали на Гольвега с ножами, шли на него с автоматами наперевес, бросались с голыми руками. При этом Андрей старательно фиксировал и запоминал каждый новый для себя прием, каждую стойку, контрприем и защитный блок.

Оказалось, что ни одним из видов японской борьбы шарфюрер не владеет. Лейтенант почти не встречал у него приемов карате или джиу-джитсу. Тем не менее набор боевых приемов, с которыми его знакомили в школе «ЗЕТ-4», был достаточно эффективным.

Особенно важны были для Беркута способы нападения на часового. За эти три дня лейтенант, со свойственной ему старательностью, по сорок раз отрабатывал каждый из шести известных Гольвегу приемов. При этом тренировался и тогда, когда все остальные уже валились с ног, по очереди испытывая приемы даже на стоявших ночью у «кибитки» часовых.

Тем временем, увлекшись, Гольвег и вправду почувствовал себя инструктором. К третьему дню он уже позволял себе покрикивать на «мстителей», подгонять их, охотно вспоминал все новые и новые приемы рукопашного боя. От него Беркут научился правильно связывать пленного, транспортировать его лежа через линию фронта, метать ножи.

А еще шарфюрер Гольвег просто поразил его своим умением вести огонь, меняя позиции, при этом эсэсовец так кувыркался и переваливался-перекатывался из стороны в сторону, что сначала Андрей даже не в состоянии был повторить все это. «Все-таки не хватает тебе профессиональной подготовки, которую дают диверсионные и прочие школы, — вынужден был признать Беркут, приглушая собственное самолюбие. — Как только окажешься на Большой Земле, придется тебе основательно подучиться».

На второй день поляки, правда, поостыли к приемам, сказывалась усталость. Арзамасцев вообще с первого дня бойкотировал занятия, демонстрируя свое нежелание иметь дело с «фашистским гадом». И только Анна и Корбач упорно продолжали тренироваться вместе с командиром. Звездослав — тот пытался тренироваться с Громовым даже по ночам.