Ой, я забыл про оператора. Оператор как раз мечтал на этом фильме поработать. Потому что всю жизнь снимал телевизионные программы. В основном кулинарные. И они у него очень хорошо получались. И на телевидении его хвалили. Но хотелось в искусство. Пленка, полный метр. Он правда очень старался. Но у него не очень получалось не кастрюли снимать. Оказывается, разучился, сбил планку. Да и не очень-то умел, видимо. А режиссер сначала думал пригласить вместо него великого, а тот занят. С Германом снимает. Уже двенадцать лет.

А зритель постоял-постоял перед афишей, да и не пошел на фильм. Во-первых, вон в соседнем зале «Аватар против чужих» дают. А во-вторых, если всё-таки кто-то из знакомых посмотрит и окажется, что можно смотреть, посмотрим дома. На пиратском диске.

Приятного просмотра!

Очень легко писать о каком-нибудь неизвестном талантливом человеке. Такое ощущение, что открываешь глаза человечеству. И все вокруг восклицают: «Как? Кто это? А мы не знали!»

Об очевидном писать чудовищно сложно. Ну что неожиданного можно рассказать про Сашу Розенбаума? Тем паче что он постоянно рассказывает о себе сам – своими песнями. От чьего бы лица он их ни писал.

Лет десять назад он вдруг позвонил мне ночью – а мы, между прочим, еще не были так сильно знакомы. И с ходу предложил отправиться на Амазонку. Да нет, я и сам с детства мечтал пройти по Бразилии маршрутом полковника Фосетта: выпьешь, бывало, с друзьями и мечтаешь – на Амазонку бы! И никуда не едешь – дела. А тут были не мечтания, а серьезное мужское предложение. Я страшно удивился. И мы поехали. В джунгли. В дикую глушь. В мечту нашего детства.

Лучше попутчика я не встречал.

А ведь если бы не он – я бы так и не собрался. Так бы до сих пор и грезил.

Нет, вы не понимаете. Я сам обожаю путешествия и вообще очень легкий на подъем человек. И больше всего люблю связку «придумал – сделал». Но тут Саша оказался главней меня.

Потом мы с ним путешествовали по самым разным местам, но это уже потом.

Недавно за столом в хорошей компании я спел несколько Сашиных одесских песен (не удивляйтесь, это со мной бывает). Сидевший рядом со мной режиссер Павел Лунгин сказал, что по каждой из них он может хоть сейчас снять маленькое кино. Потому что это идеальные готовые раскадровки. Вплоть до чередования планов – общий, средний, крупный. И всё уже придумано, всё нарисовано.

Думаете, это Саша так специально старался? Или просто по-другому не умеет?

А еще кто-нибудь так умеет?

На этом же, кстати, вечере один товарищ с пеной у рта доказывал мне, что эти самые песни написал вовсе не Розенбаум – на самом деле они очень старые и народные.

Ну-ну.

Разве это не высшая похвала для музыканта и поэта?

А признайтесь-ка, господа, не надоел ли вам постоянный трындеж про конец света? Вот этот, ежедневный и еженощный? Безграмотный и назойливый? Бессмысленный и беспощадный? Мне лично надоел смертельно.

Я читал интервью с женщиной, посвятившей жизнь изучению культуры древних народов Латинской Америки. Это интервью с бесконечно усталым человеком, который вынужден по десять раз на дню повторять, что пингвины не нападают на людей. И календарь этот пресловутый вовсе не майя, а ацтеков, и никакого конца света он не сулит – просто заканчивается определенный цикл, по их индейским представлениям. Раньше у нас были страшно популярны отрывные настенные календарики – в день по листочку. Они заканчивались первым января следующего года – что, тоже конец света? Всё бесполезно. Люди не хотят слышать. Они жаждут историй про кровожадных пингвинов. А раз жаждут – их и кормят.

Зачем они это делают?

А для ужаса. Ужас, оказывается, хороший товар. Его покупают. Так что кормят-то не просто так, а за деньги. И какое-то в последнее время сильное перепроизводство этого товара, вам не кажется? Каждая утренняя новость у нас начинается с того, что очередной пьяный идиот за рулем во что-то врезался, а потом – все остальные новости человечества. Конечно, ужасно, но уж один-то пьяный идиот за сутки в такой большой стране непременно, увы, найдется. И при советской власти врезались, просто об этом не сообщали по радио на всю страну. Начинали с Брежнева. Тоже ужас, конечно, но всё-таки другого порядка.

А ведь правда, вспомните: вот едем-едем, и вдруг раз – пробка. Машины поползли со скоростью пешеходов. А это впереди авария. Она, правда, произошла два часа назад, и разбитые машины уже оттащили к обочине, проезду они не мешают. Откуда же пробка? А это мы все смотрим. Проезжаем и притормаживаем посмотреть – как это там они грохнулись, чего разбили, может, погиб кто? Интересно же.

Ну да, живет в людях такой интерес. В силу их природы. Но в людях вообще много чего живет. Приятно, например, ковырять в носу. Но это считается неприличным. Вот и не ковыряем на людях. Пока.

Тут недавно питерские депутаты, устав от ужаса, предложили эту болтовню о конце света в средствах массовой информации как-то ограничить – ну сколько можно. Некоторые интернет-сайты отозвались с молодежным задором: а мы специально вам в пику устраиваем Неделю конца света! Баба-яга против.

Ай, молодца!

Друзья мои. Я не хочу повторять навязшую в зубах пошлятину вроде того, что мысль материальна. И всё же массовое сознание влияет на реальность, никакой мистики тут нет. Искалеченное массовое сознание влияет на реальность нехорошо. Нас обкормили ужасом. Давайте сменим тему. Нам ведь тут жить.

И давайте двадцать второго декабря, когда последние кликуши наконец успокоятся, попробуем сообща подумать о чем-нибудь хорошем. Может, поговорить об этом. Надо же когда-то начинать.

Новый год всё-таки.

На протяжении моих детских лет отец несколько раз выезжал по работе за границу – он проектировал наши советские выставки за рубежом. Возвращение его напоминало возвращение астронавта из космоса – он привозил с собой «невероятные данные и неизвестные науке предметы». Всё, что он видел на орбите, он фиксировал на домашнюю любительскую кинокамеру 2 на 8 (кто помнит – знает: производство ГДР, черно-белая пленка, звук отсутствует). Однажды он минут десять просто снимал телевизор, переключая телевизионные программы (у нас в стране тогда их было всего две). Так вот, на экране беззвучно сражался какой-то Джеймс Бонд, и вдруг картинка исчезла, поплыли улыбающиеся тетки вперемежку с флаконами духов. «Что это?» – изумился я. «Это реклама, – объяснил отец, – она идет каждые пятнадцать минут». Я, помню, страшно испугался, что пока будет тянуться эта самая реклама, Джеймс Бонд еще кого-нибудь убьет или, наоборот, погибнет, а я не увижу. Я ее уже тогда не полюбил.

Знаете, почему Лондон сегодня – один из самых красивых городов мира! А там нет наружной рекламы, так называемой «наружки». Поэтому видим мы старую благородную архитектуру, а не бордельных девок в лифчиках и с дрелями в руках. Да, кто-то там, в Лондоне, серьезно недополучает. У нас этот номер не проходит. Девка должна быть максимально раздета независимо от того, что она в данный момент рекламирует – нижнее белье или строительные материалы. В Питере наконец сняли с Невского растяжки (спасибо Саше Розенбауму) – боже, как хорошо стало!