Он взглянул на нее вопросительно.

— Или мне отвернуться?

— Зачем? — сказала она ласково. — Нешто русалке пристало бояться того же, что и людям? Смотри, какая я красивая!

Она сняла венок и драгоценный венчик, осторожно положила их на траву, подняла одно из полотен поневы — Мирко увидел расшитый все теми же папоротниками подол рубашки — и наклонилась развязать шнурки на черевичках.

— Помоги, — попросила она.

Мирко присел перед ней и непослушными пальцами стал развязывать затяжки. Девушка приподняла ногу, и он осторожно снял обувку, а затем и носочки-копытца.

— Дальше я сама, — остановила его Риита. Она сняла поневу, оставшись в одной рубашке. — Что, хороша? — спросила она, озорно глянув на Мирко.

— Чудо как хороша! — отвечал он. Напряжение ушло из тела, и голос теперь звучал твердо и чисто.

— Тогда смотри, да не ослепни! — И Риита скинула рубашку. На черном покрове ночи нагота девичьего тела действительно светилась, но не неприступной звездной ясностью или лунным серебром, а светом жизни, молодости и тайны, трепетным светом любви. И настолько нежно было это тело, что, казалось, взором можно было проницать его. Но Мирко не ослеп — напротив, глаз отвести не мог, созерцая красу.

— Руку дай! — сказала Риита.

— Нет, — ответил Мирко. — Коль русалке в руки даваться нельзя, то самому ее взять нужно! — И он, легко подхватив девушку на руки, пошел в воду.

Тело, освобожденное от одежды, радостным возбуждением отозвалось ночной прохладе. Но зябко не было, наоборот, каждый кусочек плоти, казалось, ликовал, сливаясь с воздухом и удивительно теплой водой, лесом и плотью другого, такого же горячего и страстного тела.

Мирко внес ее в воду, не отрывая взгляда от ее глаз, цвет которых так и не мог понять, и зовущих губ.

— Отпусти меня теперь, — попросила Риита. Он выполнил ее просьбу. — Сначала надо в воде озерной омыться, а уж потом… — И она обещающе улыбнулась.

Она оттолкнулась от плотного песчаного дна и поплыла в темноту почти без всплеска, только тонкие русалочьи руки мелькнули. Мирко, чтобы не терять ее, кинулся вслед.

Сколько так плавали они рядом, касаясь друг друга время от времени. Звезды были над ними — звезды небесного купола, звезды, отраженные в зеркале озера, плыли вокруг них, а глядя вниз, в глубину, они тоже видели звезды: и синие и холодные подводные огни, и павшие некогда с неба и уснувшие в озере светила, и просто донные отражения звезд, высоко стоящих в небе. Звездная вода омывала и очищала людей, и сами они чувствовали себя не менее чем потомками звезд. Да так, по сути, оно и было, ведь приходит душа человека с высот звездой и уходит Млечным Путем туда же.

Вышли они на берег, то есть Мирко вынес девушку на руках там, где и входили, — у ивы. Риита безошибочно выплыла туда вопреки мраку ночи.

— А теперь сорви вон той травы, — указала она, — да разотри меня ею. А я тебя, и холодно не будет.

Мирко сделал, как она велела, хотя опять удивился, как это она может различить в темноте нужные травы? Или так хорошо помнит, что и где растет по берегу озера? Но трава и вправду разогрела — распалила тело пуще натопленной печи. Мирко сжал девушку в объятиях, но она мягко отстранилась.

— Погоди, подивись еще! — И не успел Мирко глазом моргнуть, как Риита вынула из игольника костяной резной гребень, устроилась на наклоненном стволе ивы и принялась расчесывать свои долгие влажные волосы. И тут-то Мирко понял, что давеча у костра не обманулся: волосы у Рииты были черные, но с явственным зеленым отливом, и вода не то что капала с них, как бывает после купания, а прямо ручьем бежала на землю.

— Что, Мирко? — Она запрокинула голову, и волосы шелковой волной закрыли одно ее плечо, заманчиво обнажив другое. — Полюбилась тебе девушка земная, говорил, что и русалку полюбишь. А полюбишь ли?

Парень глазам не верил. Пред ним действительно была русалка, самая настоящая, такая, как в сказках, — вот почему и в темноте Риита видела, как днем, потому и ночью ходила одна, чего никогда деревенская девушка не сделает. Да и краше была Риита любой красавицы.

Только сейчас Мирко не боялся ни чар колдовских, ни воды, ни страшных сказок. А нитка бус — единственная одежда Рииты, если не считать бисерного обруча, — делала ее еще более манящей.

— Ужели думала, что откажусь? — молвил он нежно. — Полюблю и русалку. Уже полюбил.

Он шагнул к дереву, она скользнула ему на руки, и он понес ее туда, где трава казалась гуще и шелковистее. Уста их слились, и губы русалочьи были сладки, как прозрачный желтый мед, и горьковаты, как трава-полынь…

На всю жизнь запомнил Мирко эту ночь, и как ни была она длинна, всегда казалась короткой, слишком короткой и невозвратимой.

Они лежали, обнявшись, на пахнущей свежестью и печалью траве, когда восточный край неба стал верескового цвета, и звезды стали тускнеть. Из сумрака, ступая почти неслышно, вышел высокий белый конь, потянулся мордой к Мирко, и в лицо пахнуло добрым, понимающим теплом.

— Как же нам дальше? — спросила Риита. — Нельзя ведь земному человеку с мавкой быть.

— Верно, нельзя, — откликнулся Мирко. — Человек без других людей не может, а они русалку к себе не примут.

— Да кабы и приняли, а не житье мавке у людей. Они помолчали.

— Скажи, а правду сказывают про того колдуна и русалку? — спросил отчего-то Мирко.

— Правду, — отвечала Риита. — Только и то правда, что грех на нем был — за то и наказан оказался. Да еще русалки ведь и не было никакой — то марево было, видение, на него насланное.

— Сколько ж лет тебе, Риита? — обняв ее крепче, чтобы чувствовать, как бьется ее сердце, то ли спросил, то ли просто так сказал Мирко.

— Не знаю. Ни как родилась, не помню, ни как русалкой оказалась, не знаю и как в девушку назад превратиться. Говорят, что если мавку расколдовать, тотчас вся красота ее пропадет, и обернется она старухой древней, а то и вовсе мертвой. Только вряд ли это правда — ни с кем еще такого не бывало.

— Не надо такого, ты мне так любезней, с волосами зелеными.

— Знаю, — вздохнула Риита. — Только ведь зимой мы, что щуки, спим под водой в тростниках да водорослях. А как тебе тогда?

Мирко помедлил с ответом.

— Тяжело такое сказать, — начал он, — но придется. Здесь остаться я не могу, и без тебя мне худо будет. Земля, я думаю, не только хлебом да железом жива, волшебства всякие тоже иногда встречаются. А раз так, то где-то и для нас с тобой разгадка отыщется.

Риита положила голову ему на плечо, коснувшись губами его щеки.

— Сколько ж времени минет, а?

— Кто ж знает? Может, месяц, а может, и годы. Тебе ведь время нипочем.

— А ты?

— Что я, — задумчиво проговорил Мирко. — Молодой к тебе вернусь — все ладно будет. А коли старый — сама выберешь: примешь — хорошо, прогонишь — и то не страшно. Человек все одно умирает, а секрет, мною добытый, глядишь, еще кому сгодится.