жертв хватало и насильственных! Пока речь шла только о поиске меры и балансе. Можно сказать, что вдобавок к абсолютному альтруизму, на его фоне, стало появляться принципиально новое моральное явление, отталкивающееся – и отталкивающее! – и от насильственного альтруизма, и от природного эгоизма. Назовем его этикой.

Найденный и выраженный в норме баланс давления членов коллектива – это на самом деле баланс, предоставляющий возможность выбора между двумя непреодолимыми по отдельности и разнонаправленными силами – инстинктивным собственным интересом и принудительным интересом других (иными словами – "я" и "мы/ты"). Именно эта возможность выбора ответственна за рождение ростка свободы – добровольности, ибо делая выбор, человек привлекал или извлекал из себя некую новую силу, отсутствующую у животных – силу собственного свободного выбора, собственной зарождающейся личности. До этого исторического момента выбора у человека не существовало, инстинкты и насилие решали все проблемы "выбора" без него. И вот наконец рассудок окончательно стал разумом – он создал для себя новую возможность, он открыл для себя свободу, еще даже не особо погружаясь в размышления.

Конечно, описанный выбор и свобода скорее всего не были тем, чем они кажутся. И то, и другое существовало лишь абстрактно – как возможное состояние равновесия раскаченного маятника. Люди метались между двумя силами, от собственного интереса к благу коллектива и назад, и нормы оказывались там, где их заставало это метание – в совершенно случайных точках. Но как и маятник предоставленный самому себе, точка равновесия все лучше проявлялась в поведении и нормах, а выбор между двумя силами стал постепенно осознаваться и морально оформляться – как выбор между старой ценностью коллектива и новой ценностью человека. Так этика, с самого своего рождения стала двоякой – стремящейся с двух сторон к точке баланса, а вовсе не обслуживающей однонаправленное принуждение к личности во имя общества, как это любят представлять идеологи коллективного счастья.

На рис. 1.3 я попытался выразить новое моральное явление визуально – заменой монолита альтруизма ломаной, отражающей слабые попытки движения к эгоизму. Ломаная уже имела свой вид для каждого члена коллектива (и вероятно менялась со временем), поскольку сочетание альтруизма и эгоизма индивидуально, пусть нормы и общи – добровольность рождает индивидуальность. Небольшой излом на прямой эгоизма – моя догадка, что нормативное стало проникать и в отношение к врагам. Например, врагов стали брать в плен и не только сьедать, но и рассматривать, как-то задумываться и, кто знает, видеть в них подобие человеческих существ?

– Свобода и выбор

Давайте на минуту остановимся в этой важной точке и опять поразмышляем о свободе. Почему появление выбора ознаменовало приход свободы? Выбор демонстрирует наличие некой новой выбирающей "силы", вместо двух противоборствующих сил и детерминированного исхода их борьбы. В чем природа этой "силы"? На мой взгляд, в преодолении детерминизма, сопротивлении ему, ведь если исход более не предрешен, детерминизм отступает в сторону. А значит, эта новая "сила" и есть свобода, противоположность детерминизма. Таким образом, сущность выбора заключается в возможности отвергнуть альтернативу, которая нам не нравится, а не выбрать ту, что нравится. И этот добровольный отказ от насилия, зла – проявление свободы.

В тех суровых условиях выбирать то, что нравится вряд ли бы получилось, поскольку нравиться там по сути нечему. Первые альтернативы человека – страх смерти и страх сородичей, т.е. весь его выбор – лишь попытка избежать худшего исхода. Обозначив его альтернативы как эгоизм (насилие природы) и альтруизм (насилие сородичей), мы увидим, что новая, рождающаяся личность, хоть и именуется привычным словом "я", вовсе не эквивалентна животному "я" индивида, гирей висящему на весах свободного выбора "я-мы". Истинное, личное "я" – это не животное "я", которое есть лишь набор инстинктов, чистый, незамутненный эгоизм, но также это и не полное растворение в коллективе, абсолютное самопожертвование. Личность, отвергающая насилие – это что-то эфемерное, колеблющееся, склоняющееся то в одну, в другую сторону и потому вынужденное постоянно взвешивать альтернативы, искать и размышлять, оставаясь как бы в невесомости вечного свободного выбора. Этическую дилемму "я-ты", таким образом, следует правильно понимать как дилемму "эгоизм-альтруизм", "себялюбие-самоотверженность", в то время как этичная личность, свободное "я", располагается, как я надеюсь мы увидим дальше, где-то в ее середине. Эта середина – и есть свобода, которая пока не проявляется явно по причине отсутствия подходящих альтернатив, но которая уже мучает человека, заставляя сомневаться в своем выборе.

Источник сомнений, которые абсолютно не свойственны животным – отвержение предзаданного, одной из альтернатив. Рассудок вычисляет исход борьбы сил детерминированно, поскольку эти силы ощущаются и результирующая возникает сама по себе, варьируется лишь степень точности вычисления. Но отказ от подчинения силе рано или поздно ставит вопрос о смысле и о цели. Сомнения ведут к тяжелым раздумьям, свойственным не рассудку, но разуму.

Но не иллюзия ли свобода? Ведь всякая альтернатива – следствие детерминизма, а значит любой наш выбор – так или иначе предзадан! Возможно. Но разве не ощущаем мы свое "я", свою свободу, как самое что ни на есть реальное? Мы можем скорее сомневаться в существовании мира, чем самих себя! Тот факт, что отвержение одной альтернативы означает автоматический выбор другой не столь важен, в конце концов, если все альтернативы связаны с насилием, свобода заставит нас найти какой-то иной выход. Разве не для этого у нас разум? В отличие и от рассудка, который стремится к достижению заданной цели, а значит "выбирает" детерминированно, и от коллективного разума, "выбирающего" цель вместе со всеми, индивидуальный, автономный разум способен создавать цели из ничего, потому что иначе он бы вечно колебался между насильственными альтернативами. К этому в итоге и сводится свободный выбор – он требует новой, неизвестной детерминизму цели, цели найти которую можно только творчески! Если рассудок – машина позволяющая вычислять и планировать, то разум – инструмент свободы, способный видеть невидимое, находить неизведанное и осмысливать бессмысленное.

– Ядро и оболочка

Не все нормы родились равными. Зная природу морали, можно предположить, что степень этичности норм скорее всего в обратном отношении зависела от их полезности, иначе мораль бы давным давно расцвела вокруг пышным цветом. Но и сами по себе, вне связи с практикой, первые этические нормы не могли бы возникнуть и сохраниться. Скорее всего они скрывались внутри табу, обычаев, бытовых обрядов и еще каких-то практически полезных шаблонов поведения. Это был единственный способ их сохранить в отсутствии не только письменности, но и членораздельного языка. Как они туда попали? Источником