– Это какое-то безумие… – шепчет Бренда.

– Мы просто отсканировали картину и ввели данные в главный компьютер, – поясняет Оливье Нокс. – Теперь вы видите, что это дерево внушило вам так называемые фантазии?

Фотография картины Бренды появляется на соседнем экране. Окружающая обстановка, вид дуба, покрышки, висящие на его ветках, – все совпадает.

– Браво! – произносит Пиктон в моей голове.

Мне с трудом удается сдержать торжествующую улыбку. Я смог внушить Ноксу, будто он ведет меня на веревочке. И его слова подтверждают, что я прав.

– Сами того не подозревая, вы стали каналом передачи информации, – говорит он Бренде.

– Но это же совершенно невозможно! – защищается она, указывая на медведя, которого я посадил на стул. – Он уверял, что Аннигиляционный экран блокирует распространение электромагнитных волн!

– Приходится признать, что мысленные образы не подчиняются волновым законам, – вздыхает Нокс. – Художники получают вдохновение такими путями, над которыми мы не властны.

– Но почему это произошло именно со мной? – Бренда страдальчески сжимает виски.

– Вы художник-медиум: вы улавливаете, воссоздаете и транслируете. Дуб-военачальник ничего не мог транслировать деревьям нашей страны из-за Аннигиляционного экрана, и тогда он выбрал вас в качестве посредника. Но не за талант художника.

– Это должно меня утешить?

– Я хочу сказать: у вас бунтарская натура, вы привлекательны, владеете боевыми искусствами, разочарованы в людях и психологически занимаете среднюю позицию между изобретателем Аннигиляционного экрана и его юным разрушителем. Идеальная кандидатура для деревьев.

Она выдерживает его взгляд, стиснув зубы.

– У меня вопрос, господин Нокс. Картина никогда не покидала моего дома. Как вы ее отсканировали?

Министр склоняется к подлокотнику кресла и, поглаживая левую бровь, выжидательно смотрит на меня, словно предлагая придумать наиболее подходящий ответ.

– Я хочу домой, – резко произносит Бренда.

– Вы совершили побег, – возражает Нокс. – До тех пор пока вы не получили амнистию за услуги, оказанные государству, жандармы, согласно приказу, будут стрелять в вас без предупреждения. Согласитесь, это неприятно. А здесь вы в полной безопасности.

Я добавляю, что тайная полиция взломала ее квартиру, устроила разгром и забрала все, кроме картин.

– Я распорядился вставить новый замок и опечатать дверь, – утешает Бренду Нокс. – Но вы достойны большего, чем эта дыра. Когда война закончится, вы получите государственную мастерскую в квартале художников.

Бренда сидит неподвижно. Это уже чересчур. Ее арестовали, часами допрашивали, быстренько приговорили к смертной казни, потом вынудили стать преступницей в бегах, а взамен обещают бесплатную мастерскую. Она закрывает глаза и роняет голову на папку с документами. Нокс пользуется этим, чтобы внимательно рассмотреть ее, и мне это совсем не нравится. Я спрашиваю его, где находится дуб-военачальник.

– В Репентансе[8].

Видя, что я не понимаю, он уточняет:

– Столица бывшей Народной республики Христиании.

– Далеко отсюда?

– Ты, кажется, учишь географию, вот сам и скажи.

– Мы не проходим страны, которых больше нет.

– Это недалеко от границы, на юго-западе. Полтора часа лёту.

Я наивно спрашиваю, почему дуб хочет уничтожить человеческий род.

– Такова его миссия, – отвечает Нокс, вставая и прохаживаясь по залу. – Когда пятьдесят лет назад религиозные войны опустошили планету, шаманы, ставшие единственными духовными наставниками, пытались восстановить мир. Только они знали о нашей глубокой связи с растениями и умели общаться с ними. Для них Бог был сочетанием разума и любви, существовавшим на стыке четырех царств природы: минералов, растений, животных и людей…

Я делаю вид, будто слышу об этом впервые, хотя в детстве отец мне все уши прожужжал историями о шаманах. Он тогда вычитывал для Цензурного комитета книги по ботанике, попавшие потом в список запрещенных, и поставил мне на тумбочку у кровати горшок с кактусом: «Тебе надо научиться видеть этот кактус во сне». Но я научился только распарывать себе руку колючками каждый раз, когда выключал будильник.

– Шаманы, – продолжает Нокс, – собрали все свои тайные знания и передали их Великому дубу покаяния, старейшему дереву в мире. Но потом в ходе войны все шаманы были истреблены, а священное дерево срублено. Умирая, оно отправило своим сородичам сигнал уничтожить человеческий род, который они с тех пор так и передают друг другу.

Усталым жестом он показывает на монитор, где все еще висит изображение дуба с картины Бренды.

– Уничтожив всех людей, он снова вырос среди автозаправки. Сейчас он проживает вторую жизнь, но сохранил память о первой. И по-прежнему полон смертоносной мощи, которую сдерживал только Аннигиляционный экран.

Я спрашиваю себя, есть ли правда в словах Нокса. Они не имеют ничего общего с той сценой из прошлого, которую показал мне Райский тис. Пиктон молчит. Медведь лежит на стуле совершенно неподвижно, и в голове у меня полная тишина. То ли профессор сейчас чем-то занят, то ли находится в процессе «перезагрузки», как он выражается. В общем, закрыт на инвентаризацию. Я смотрю на Бренду: сидя в кресле, она борется со сном. Да, отличная группа поддержки!

Повернувшись к министру, я скептически киваю на горшок, стоящий на панели управления.

– И вы правда верите, что этот желудь способен укротить их военачальника?

– Так утверждает твой советник, – Оливье Нокс указывает на плюшевое чучело. – Я лишь доставил реквизит. В нашем положении надо использовать любой шанс. Когда вы готовы ехать?

– Простите, но почему именно мы должны сажать этот желудь?

Министр энергоресурсов глубоко вздыхает и поворачивается к Бренде, которая продолжает клевать носом.

– Священное дерево установило контакт с твоей приятельницей. Это единственный канал с обратной связью. Мадемуазель Логан вернула ему силу, нарисовав его, а ты подвергся его влиянию посредством картины. Поэтому только вы двое сможете его обезвредить.

Он берет горшок и указательным пальцем слегка разрыхляет землю вокруг желудя мира, словно помогая ему прорасти. Затем продолжает:

– Я ошибся, когда вчера у Бренды сказал тебе, что дуб надо уничтожить. Он все равно будет вырастать снова и снова, становясь лишь более сильным и непримиримым. Твой отец прав.

Я вздрагиваю.

– Вы говорили с моим отцом? Вы тоже были на заседании сегодня ночью?

– Разумеется. Всегда нужно учитывать мнение специалистов.

У меня снова сжимается сердце. Я не знаю, как сказать ему, что его сестре удалось использовать моего отца в своих личных целях. Но если Ноксу известно и об этом, тем более если он с ней заодно, то я не смогу узнать, игра ли это, мимолетная интрижка или стратегия, направленная против меня.