Она отодвинула в сторону недопитую пинту сидра, стянула мокрые нарукавники и затолкала их в рукава висящей на стуле куртки. Поменяла позу. Этот паб, ближайший к восточному входу в туннель, с которого они начали свое обследование, был типичным для Котсволдса — каменное строение, крытое соломой, на стенах эмалевые эмблемы, над камином прокопченная кирпичная кладка. На одной черной доске мелом нацарапаны названия предлагаемых элей, на другой — меню сегодняшнего ланча. Но в этот безотрадный ноябрьский день здесь было пусто, если не считать спящей у камина кошки, Фли и самого бармена. И, конечно, Проди. Рано или поздно он ее заметит. Как пить дать.

Бармен принес ему светлое пиво. Заказав еду, Проди сделал несколько глотков, после чего расслабился и огляделся вокруг. Тут-то он ее и увидел.

— Хей! — Он направился к ней вместе с кружкой. — Вы еще в обойме?

Она вымучила улыбку.

— Вроде как.

Он остановился возле свободного стула.

— Можно?

Она сняла со спинки мокрую куртку, освобождая для него место. Он уселся.

— Я думал, вас всех отправили по домам.

— Еще нет. Как видите.

Проди аккуратно поставил кружку на дощечку под пиво. Очень короткая стрижка со «вдовьим пиком». Бледно-зеленые глаза. Лицо такое загорелое, как будто он месяц отдыхал в жарких странах, только у самых висков белые полоски. Он покрутил кружку вокруг своей оси, разглядывая мокрый след на подставке.

— Зря он на вас наехал. Он не должен был с вами так разговаривать.

— Не знаю. Наверно, сама виновата.

— Нет, дело в нем. Какой-то он вздрюченный. После того как вы ушли, он устроил мне такую выволочку! Что с ним происходит, я не понимаю?

У нее бровь полезла вверх.

— Так вам тоже досталось? Не мне одной?

— Хотите честно? — Он откинулся на стуле. — С тех пор как началась эта заварушка, я вкалываю по восемнадцать часов, и кое-кому не мешало бы сказать хоть пару ласковых слов. А вместо этого меня гонят в шею. Вот пусть сам и разбирается с камерами видеонаблюдения. И работает сверхурочно. Не знаю, как вы, — он поднял кружку с пивом, — но лично я сегодня отдыхаю.

После той майской ночи Фли несколько раз сталкивалась на работе с Полом Проди — один раз, когда ее команда прочесывала каменоломню в поисках машины Симоны Блант, и еще несколько раз в здании, где ППР соседствовало с патрульной полицией. Проди производил на нее впечатление этакого качка, которого всегда можно встретить в мокрой найковской футболке на пути из тренажерного зала в душевую. Она следила за ним со стороны, избегая вступать в разговоры, и после месяцев наблюдения пришла к твердому выводу, что он понятия не имел, какой груз лежал в ее багажнике в ту злополучную ночь. Но тогда он еще служил в дорожном патруле, а сейчас он в подразделении по расследованию автомобильных аварий, что дает ему больше оснований мысленно вернуться к той ночи. Ее мучил вопрос, насколько приоритетным для ПРА является дело Китсон и на каком уровне им занимаются. Понятно, об этом не спросишь вот так с бухты-барахты.

— Восемнадцать часов в день? Тут любой загнется.

— Иногда удается прикорнуть на диванчике.

— А… — она постаралась задать вопрос как бы между делом, чтобы в нем не ощущалась личная заинтересованность. — А сколько у вас вообще живой силы… ну, в смысле, людских ресурсов? На другие дела хватает?

— Я бы не сказал.

— Не сказали бы?

— Нет. — В его голосе прозвучала некоторая осторожность, словно он понял, что его прощупывают. — Мы не ведем другие дела. Только это. Угонщик. А что?

Пожав плечами, она выглянула в окно, вдруг заинтересовавшись каплями дождя, стекающими с побегов глицинии, что висели за рамой.

— Просто подумала, что восемнадцатичасовой рабочий день — это не подарок. А личная жизнь?

Проди носом втянул в легкие воздух.

— Однако. Вот что я вам скажу. Не смешно. Вы женщина умная, но что касается чувства юмора, то тут у вас пробел, уж извините.

Она снова перевела на него взгляд, озадаченная этим тоном.

— Простите?

— Я говорю, не смешно. Хотите надо мной посмеяться — пожалуйста, на расстоянии. — Он запрокинул голову и осушил кружку одним глотком.

У него на шее выступили красные пятна, похожие на сыпь. Он со скрипом отодвинул стул и поднялся.

— Эй! — Она протестующе подняла руку в попытке его остановить. — Подождите. Мне это не нравится. Я что-то не то сказала, но что именно?

Он надел и застегнул куртку.

— Господи. Приличный человек по крайней мере объяснил бы, что я такого сказала. Нельзя же так, ни с того ни с сего.

Проди пристально на нее посмотрел.

— Что? Ну? Что я не так сказала?

— Вы действительно не понимаете?

— Нет. Я действительно не понимаю.

— В подразделении подводного розыска не звучат тамтамы?

— Тамтамы?

— Мои дети…

— Ваши дети? Я… — Она закрыла глаза рукой. — Вы меня запутали. Окончательно. Ей-богу.

Он вздохнул.

— У меня нет личной жизни. Давно. Я уже много месяцев не видел жены и детей.

— Но почему?

— Наверно, потому, что я бью жену. И издеваюсь над детьми. А!

Он снял куртку и снова сел. Красные пятна на шее постепенно бледнели.

— Наверно, потому, что я избил своих детей до полусмерти.

Фли засмеялась, решив, что он валяет дурака, но, осознав свою ошибку, сделалась серьезной.

— О господи, — пробормотала она. — Так это правда? Вы били жену? Издевались над детьми?

— Если верить моей супруге. Ей все поверили. Я уж и сам задумался.

Фли молча на него смотрела. Он был так коротко острижен, что даже череп просвечивал. Ему запрещено видеться с собственными детьми. Ничего общего с делом Мисти Китсон. Ее слегка отпустило.

— Тяжелая ситуация. Мне очень жаль.

— Да ладно.

— Клянусь, я ничего не знала.

— Что ж. Зря я, значит, спустил на вас собак. — За окном шел дождь. В пабе пахло хмелем, конским навозом и винными пробками. Из погребов доносился грохот сдвигаемой пивной бочки. В зале, кажется, стало теплее. Проди потер ладони. — Еще по одной?

— Пива? Смотрите сами, а я… — она взглянула на свой сидр, — лимонад или кока-колу.

Он рассмеялся.

— Лимонад? Боитесь, что я вас снова стану проверять на алкоголь?

— Нет. — Она смерила его взглядом. — С какой стати мне так думать?

— Не знаю. Мне показалось, что после той ночи вы меня невзлюбили.