Когда все коровы собрались во дворе, она прислонилась к стенке доильни, а я приступил к дойке. Теперь уже Сэм наблюдала за моей работой, задавая мне бесчисленные вопросы: «Это для чего?», «А зачем ты так сделал?», «А коровам это нравится?». Она налила молока коту, помогла мне вымыть пол и убрать навоз, и мы пошли завтракать.

Когда мы ели, в дверь постучал мистер Эванс. Из-под мышки у него торчало ружье. Он кивнул в сторону изгороди и сказал:

– Когда закончите здесь, начинай красить коровник. В сарае найдешь побелку.

Позади меня в дверях появилась Сэм с тостом в одной руке и чашкой чая в другой. Мистер Эванс улыбнулся ей, немного закраснелся и сказал:

– Доброе вам утречко, мисс.

– Доброе утро, мистер Эванс.

– Как спалось?

– Отлично, спасибо.

Он взглянул на меня, вытащил ружье из-под мышки и махнул в сторону поля.

– Схожу посмотрю, что у нас делается в дальней роще. Эти кролики… занимаются тем, чем они обычно занимаются. – Он заговорщически подмигнул мне. – Причем слишком уж часто.

– Хорошее ружье, – заметил я.

– Не ружье, а винтовка, – сказал мистер Эванс. – Двадцать второй калибр. Отлично сбалансированная и мне по руке, ложится как влитая… – он протянул ее мне, – вот попробуй.

Я принял винтовку из его рук – да, она оказалась совсем легкой. Сложно представить себе, что из такого оружия можно убить человека. Я приложил винтовку к плечу и прицелился в изгородь.

– Осторожнее, – сказал мистер Эванс, – мы ведь не хотим неприятностей.

Я опустил винтовку и передал ему.

– Точно, – сказал я, – совсем не хотим.

Он снова сунул ее под мышку и отправился на свою охоту.

Когда мистер Эванс скрылся из виду, Сэм тихо сказала:

– Знаешь, я не люблю ружья.

– Я тоже, – сказал я, – уж слишком часто они стреляют, когда не надо.

И мы отправились обратно в трейлер, быстренько разделись и забрались под простыни.

Через пару часов я отвез Сэм в Ашбритл. Она слезла с мотоцикла, обняла меня, а я поцеловал ее очень крепко и сказал:

– Ты мне очень нравишься.

– Неужели больше, чем печенье?

– Гораздо больше.

– Я рада, – сказала она и подула мне в ухо.

– Увидимся завтра?

– Давай.

Я посмотрел, как она заходит в дом, а потом на холостом ходу спустился вниз с холма, докатившись прямо до дверей нашего дома. Мама была на кухне, слушала радио и пекла пирог. Когда я появился в дверях, она всплеснула руками и воскликнула:

– Малыш!

– Привет, ты чего?

– Я очень волновалась.

– Мама…

– Я услышала про пожар у Спайка…

– Да. Это просто кошмар…

– Как это произошло? С ним-то все в порядке?

– Не знаю, что произошло, – сказал я, – но бедный Спайк потерял абсолютно все. Не то чтобы у него изначально много было… Он сейчас живет у друга в Уиви.

– Он может пока пожить у нас.

– Нет, мама, поверь, этого тебе не нужно.

– Почему нет?

– Говорю тебе, не нужно.

Мама открыла духовку, вытащила пирог, потыкала его ножом, сунула обратно и вытерла руки о передник.

– Он что, попал в переделку?

– Да, мама.

– Ты расскажешь мне об этом?

– Просто он вел себя как идиот.

– Ну, это меня как раз не удивляет.

– Конечно нет. Но все-таки он мой друг.

Она потрепала меня по руке.

– Тут ты весь в отца, – сказала она.

Мамина рука была теплая и пахла сдобой.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты верный. Не бросаешь друзей в беде.

– Мам, а как еще можно поступить?

На свете ничего не сравнится с запахом пекущихся пирогов. Он такой уютный и трогательный, в нем столько воспоминаний и надежды. Я болтал с мамой, пока пирог не испекся. Конечно, она говорила, что он должен остыть еще пару часов, но я все-таки уговорил ее отрезать мне кусочек. Мама заварила чай, мы сели за стол, и она сказала:

– А разве больше ты ничего не хочешь мне сказать?

– Да, хочу. Я встретил девушку.

– Мы ее знаем?

– Она живет в коттедже «Милтон». На Памп-корт. Ее зовут Сэм. Она работает в Бамптоне…

– Это что, одна из тех хиппи?

– Некоторые их так называют.

– Например, ты, да и Спайк тоже.

– Да, – поправил я, – только они не просто хиппи.

– Не сомневаюсь. По мне, так очень симпатичные ребята. Мальчики всегда здороваются со мной. К тому же они все работают.

– Да. Просто они хотят жить собственной жизнью. Как все мы. Они никому не желают зла.

– Не сомневаюсь. А она хорошая девушка?

– О, мама, чудесная!

– Что же, я рада за тебя. А когда ты говоришь, что «встретил» ее, это значит, что ты за ней ухаживаешь?

Пирог был еще теплый и внутри весь пропитан малиновым джемом.

– Мы только пару раз встречались, но, наверное, можно сказать, что ухаживаю.

Мама взяла мою левую руку, приложила к сердцу, закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Когда она выдохнула, я почувствовал слабое покалывание под кожей и звон в ушах.

– Что ж, кто знает, возможно, именно она принесет тебе счастье.

– Я тоже надеюсь на это.

– Только не забывай про знаки.

– Мама, мне иногда кажется…

– Что?

– Ну, Спайк говорит, что все это ерунда. Он говорит, что надо жить реальной жизнью и не думать о глупостях.

– Что же, немного такой «ерунды» твоему Спайку сейчас совсем не помешало бы… Но речь не о нем. Что касается тебя, Малыш, ты имеешь право на сомнение. Сомнение на самом деле очень полезно. Но поверь мне, очень скоро ты поймешь, о чем я говорю. Может быть, раньше, чем ты думаешь…

Я решил не спорить с ней, потому что уж слишком серьезно она об этом говорила, и сказал:

– Поживем – увидим, – и отобрал у нее свою руку.

Послышался легкий щелчок, как щелканье клювом маленькой птички. Мама улыбнулась и сказала:

– Уж если твой отец понимает знаки, так ты и подавно сможешь.

Я засмеялся, доел пирог и сказал:

– Ну, мне пора возвращаться назад на ферму.

– Конечно, сынок.