Сара! Она уговорила КРА устроить забастовку.

Если бы это было в кино, я бы тут же бросила свой «мокко» на тротуар, медленно опустилась на колени, обхватила голову руками и закричала: «Нееееееееееееееет! ПОЧЕМУ? ПОЧЕМУУУУУУУУ???»

Но поскольку моя жизнь — это не кино, то я просто выбросила недопитый кофе (мне что-то вдруг стало так тошно, что расхотелось его допивать) в ближайшую урну, перешла дорогу, предварительно посмотрев в обе стороны (хотя движение на улице, естественно, одностороннее, но никогда нельзя быть уверенным, что с неправильной стороны не едет какой-нибудь скейтер или разносчик китайской еды на велосипеде), и пошла между фургонами новостных каналов, во множестве стоящих вдоль тротуара. Я добралась до плотного кружка репортеров, собравшихся вокруг Сары, которая снабжала утренние выпуски новостей самой горячей информацией.

— Что бы я хотела знать, — громко и четко говорила Сара, — так это почему президент Филипп Эллингтон сначала заверил студенческое сообщество, что плата за обучение не будет повышена и что ни он, ни кто-либо из попечителей не получат в этом году прибавки к зарплате, а потом повысил стоимость обучения на шесть целых девять десятых процента и получил шестизначную прибавку к жалованью, что сделало его самым высокооплачиваемым президентом из всех президентов колледжей в стране, в то время как его работающие аспиранты не получают даже стипендию, которая покрывала бы прожиточный минимум, или медицинскую страховку, которая позволяла бы им пользоваться услугами студенческого медицинского центра!

Репортерша с седьмого канала, почти такая же лохматая, как Сара после бессонной ночи (хотя я думаю, репортерша сделала себе такую прическу нарочно), развернулась и направила микрофон на удивленное лицо Маффи Фаулер. Маффи только-только ступила на арену событий. Именно ступила, прижимая к груди красный блокнот, потому что нормально ходить на ее высоченных каблуках невозможно. Она судорожно пыталась отлепить от густо намазанных блеском губ прилипшие волосы.

— Мисс Фаулер, как представитель колледжа по связям с общественностью, как бы вы ответили на эти обвинения? — спросила журналистка.

Маффи заморгала большими оленьими глазами.

— Э-э… мне нужно свериться с моими записями, — пролепетала она. — Но, насколько мне известно, президент пожертвовал разницу между его прошлогодним жалованием и нынешним в пользу…

— Кому пожертвовал? — глумливо выкрикнула Сара. — «Анютиным глазкам»?

Все засмеялись. Приверженность президента Эллингтона «Анютиным глазкам» — не очень-то победоносной баскетбольной команде Нью-Йорк-колледжа, стала легендарной даже среди репортеров.

— Это мне нужно проверить, — чопорно сказала Маффи. — Но могу вас заверить, что президент Эллингтон очень озабочен…

— Видно, недостаточно озабочен, — перебила Сара. Она говорила так громко, что заглушала Маффи, и все микрофоны, находившиеся в поле зрения, снова повернулись к ней. — По-видимому, он готов допустить, чтобы последние шесть недель семестра студенты колледжа страдали без ассистентов преподавателей, без охраны и без уборки мусора.

— Неправда! — пронзительно крикнула Маффи. — Президент Эллингтон всей душой за переговоры. Он просто не хочет стать заложником группы радикальных крайне левых социалистов!

Я поняла, что Маффи сказала совершенно не то, что нужно, еще до того, как Сара шумно втянула воздух. Репортеры уже потеряли к ним интерес — все равно выпуски новостей на каналах уже закончились, и начались другие утренние программы — и начали упаковывать свое оборудование. Возможно, к полудню они вернутся за свежими новостями.

Однако Сара уже сплотила вокруг себя свою гвардию.

— Вы это слышали? — кипела она, обращаясь к своим товарищам. — Представитель президента по связям с общественностью назвала нас кучкой радикальных крайне левых социалистов! Только потому, что мы требуем справедливой оплаты и медицинской страховки! Что вы на это скажете?

В ответ послышалось растерянное бормотание — наверное потому, что по студенческим меркам было раннее утро и никто еще толком не разобрался, что же, собственно, они делают. Или, может быть, потому что репортеры подняли большой шум, складывая свое оборудование, и Сару никто как следует не слышал. Сара, по-видимому, это поняла, она спрыгнула с деревянного помоста, на котором стояла, и поднесла ко рту мегафон.

— Люди! — Ее потрескивающий в мегафоне голос прозвучал так громко, что старики, с удовольствием игравшие в парке первую в этот день партию в шахматы, с негодованием покосились в нашу сторону. — Чего мы требуем?

Пикетчики меланхолично вышагивавшие вокруг гигантской крысы, ответили:

— Справедливой оплаты.

— ЧЕГО? — заорала Сара.

— СПРАВЕДЛИВОЙ ОПЛАТЫ, — ответили пикетчики.

— Так-то лучше, — сказала Сара. — И когда мы ее требуем?

— СЕЙЧАС! — ответили пикетчики.

— Святой боже! — пробормотала Маффи.

Она смотрела на пикетчиков с таким убитым видом, что мне даже стало ее немножко жалко.

Крыса, из нарисованной пасти которой капала нарисованная слюна, и впрямь выглядела весьма устрашающе. К тому же она слегка покачивалась на легком ветерке.

— Не расстраивайся, — сказала я, потрепав Маффи по плечу.

— Это все потому, что они арестовали того парня. — Маффи все еще с ужасом смотрела на крысу. — Правда ведь?

— Наверное, — кивнула я.

— Но у него был пистолет, — сказала она. — То есть… конечно, он это сделал. У него был пистолет.

— Они так не считают, — возразила я.

— Меня уволят, — выдохнула Маффи. — Меня для того и взяли на эту работу, чтобы не случилось ничего подобного. А теперь меня уволят. А я проработала всего три недели. И заплатила двадцать тысяч маклеру из агентства недвижимости. Для этого мне пришлось продать свадебный сервиз. Теперь не видать мне этих денег.

Я присвистнула.

— Двадцать тысяч. Что же это был за сервиз такой!

— Лиможский фарфор, — ответила Маффи. — С каймой. На двадцать персон. По восемь предметов на персону, включая миски для ополаскивания пальцев.

— Ну и ну, — одобрительно крякнула я. Миски для ополаскивания пальцев… не уверена, что я вообще когда-нибудь их видела. И что значит с каймой? У меня мелькнула мысль, что вообще-то неплохо бы начать разбираться в таких вопросах, если мы с Тедом собираемся… в общем, вы понимаете.

От этой мысли меня слегка затошнило. Хотя, возможно, это вовсе не от мысли, а всего лишь от кофе со взбитыми сливками, выпитого на голодный желудок. Или от вида огроменной крысы.

И тут я заметила нечто такое, от чего сразу забыла про свой желудок.

Я увидела Магду в розовом переднике, которая вышла из Фишер-холла и, лавируя между стоящими в пробке такси, направилась через дорогу к бастующим. В руках она аккуратно несла чашку с дымящимся кофе. Эту чашку она вручила одному пикетчику в серой форме охранника Нью-Йорк-колледжа, который при виде Магды перестал маршировать, остановился, опустил плакат с надписью: «Будущее колледжа — под угрозой» и благодарно улыбнулся.