Шелестов про себя подумал:

"Мудр и проницателен мой старый друг. Какие зоркие и наблюдательные у него глаза. Он читает следы, как я книгу".

А лейтенант Петренко не стерпел и спросил:

- Как вы все это узнали, товарищ Быканыров?

- Что все? - переспросил старик.

- Ну, хотя бы то, что они устали, что мясо ели холодное, что сломалась лыжа именно у якута? - пояснил свой вопрос лейтенант.

Быканыров курил трубку, улыбался, а в руках вертел кость.

- Хитрого, однако, тут мало. Медленно идут, часто отдыхают наверняка устали. Здесь вот ели, курили, и прямо на снегу. И мясо ели холодное. Следов костра нет. Горячее мясо от кости отстает, а это, гляди... Лыжа сломалась у якута, сразу видать. Русский идет с палками.

Эверстова сказала:

- У нас олени сильные, хорошо бегут, и груз распределен равномерно, правильно. Я подсчитала, что ночью, в крайнем случае к утру, мы нагоним коменданта.

- А если они на лыжах пойдут по таким местам, где олень не пройдет? высказал опасение Петренко.

- Не бывает так, - усмехнулся Быканыров. - Где пройдет человек олень всегда пройдет.

- А олени у нас хорошие, слов нет. Молодец Неустроев. Спасибо ему за оленей, - добавил Шелестов.

- Неустроев знает, что делает, - заметил Быканыров. Ему всегда было приятно слышать лестные отзывы о своем председателе колхоза.

Быканыров бросил кости в снег, вытер руку, присел на первые нарты и, дымя трубкой, заговорил опять:

- Председатели бывают, однако, разные. Я всяких видел. Год, а то и два было тому назад. Приехали я и мой дружок к Окоемову. Окоемов председатель колхоза "Охотник Севера". Старый председатель. Мы к нему забежали, вроде как в гости, по пути, чайку попить, поговорить. От нашего колхоза до "Охотника Севера" сто десять километров. Окоемов дома был. Хорошо нас встретил, ласково. Выложил лепешки горячие, прямо от камелька, сохатину вареную поставил, ханяк* дал, чай пили крепкий, черный. Ешь сколько вместится. Много ели, пили, потом трубки курили, разговаривали. Окоемов говорил, а мы слушали. Он говорил про колхозные дела. Все рассказал. Кто и сколько белок настрелял в сезон, сколько горностаев, лисиц наловил, сколько сдал в Якутпушнину. Окоемов все знает: какой бык самый лучший в стаде, какой приплод дала каждая важенка, сколько оленей в колхозе, у кого какое ружье, как оно бьет, кто лучший стрелок. Я слушал Окоемова, долго слушал, а потом спросил: "Однако, скажи, сколько свадьб было в этом году в твоем колхозе?" Окоемов засмеялся и говорит: "Вот уж не считал!" А я опять спросил: "А сколько у вас в колхозе за этот год новых людей народилось?". Окоемов опять засмеялся. "Что я ЗАГС, что ли, или шаман?" Видишь, какой он. А я на его слова обиделся. Как может такой человек быть председателем? В голове у него белки, горностаи, быки, важенки, ружья, а человека нет. Человека забыл Окоемов. А наш Неустроев нет. У него первое дело человек. Вот и вчера. Пришел я, рассказал все, Неустроев и говорит: "Пошли в стадо. Выберем самых лучших". Прочный человек Неустроев. Глубоко смотрит.

_______________

* Х а н я к - кушанье из молока.

Быканыров выбил золу из потухшей трубки, упрятал ее в кисет.

Шелестов уже тоже выкурил папиросу.

- Ну, трогаемся! - сказал он, усаживаясь на нарты.

И снова побежали олени, снова замелькали опушки, укрытые снегом болота, скованные льдом реки.

Заметно начинало темнеть. Короток день в эту пору на севере.

И вот после почти часовой езды первые олени сделали вдруг такой крутой поворот у березы-тройняшки, что нарты встали на бок, и Шелестов едва удержался на них.

И все сразу увидели, что лыжня кончилась и пошла накатанная нартовая дорога.

Шелестов остановил своих оленей.

- Бедолюбский, однако, тоже пошел по этой дороге, - заключил Быканыров, не сходя с нарт. - И второй с ним пошел.

- Да, так и есть, - согласился Шелестов и тронул оленей...

Прошло не больше десяти минут, и майор остановил свою упряжку и даже оттянул ее немного назад. Он быстро сошел с нарт, сделал шага два к сторону и замер: на вмятом снегу зловеще выделялась большая лужа крови.

Шелестов стоял, не в силах оторвать глаз от крови, которая уже давно замерзла и затянулась коркой льда.

К майору подбежали Быканыров, Петренко, Эверстова.

- Кровь... - прошептала Эверстова.

- Да, и кровь человеческая, - добавил Петренко.

Снег вокруг был утоптан, умят, виднелось множество следов ног человека. Вмятины, пятна крови и беспорядочные следы ясно говорили о том, что здесь происходила борьба.

Таас Бас метался тут же, по брюхо в снегу, вдыхая в себя новые запахи.

Быканыров старался по следам на снегу представить себе хотя бы приблизительно, что тут произошло. Он нашел то место, где вначале упал с нарт один, затем кто-то другой. Он нашел и то место, где произошла первая рукопашная схватка. Тут, правда, не было следов крови, вот тут, метра два далее, можно увидеть несколько капель, а здесь... здесь целая лужа...

"Что же тут стряслось?" - думал про себя Шелестов, также оглядывая следы борьбы на снегу.

Таас Бас, между тем, сердито фыркая, разгребал в сторонке передними ногами снег. Голова его то почти полностью исчезала, то вдруг появлялась совершенно облепленная снегом, точно напудренная. Потом Таас Бас еще раз нырнул головой в вырытую им яму и вынырнул оттуда, держа что-то в зубах. Он взвизгнул и бросился к Быканырову.

- Нож, нож! - воскликнул лейтенант Петренко, наблюдавший за поисками собаки.

Все повернулись в сторону Быканырова. Тот взял нож, принесенный собакой, осторожно повертел его в руках и передал Шелестову. Это был северный якутский нож с длинным односторонним лезвием, с грубой, но прочной рукояткой из корня березы, со следами запекшейся крови.

Шелестов долго держал нож, думая о случившемся здесь кровопролитии, потом обернул его в бумагу и спрятал в полевую сумку.

- М-да... Дела... - произнес он тихо.

Все продолжали осматривать место происшествия, и от четырех пар глаз, настроенных обязательно что-нибудь найти, трудно было чему-нибудь остаться незамеченным.

Людям помогал Таас Бас, который, кажется, более всех был взволнован и метался в разные стороны.

- Кто-то ранен, а не убит, - крикнул вдруг Петренко. - Смотрите, он полз.

- Верно говоришь, - заметил Быканыров. - А там, где много крови, он лежал.

После тщательного обследования местности для всех стало ясно, что кто-то, раненный и потерявший много крови, ушел в одну сторону, а двое нарт и более чем четверо оленей - в другую, совершенно противоположную.