Но чем же все-таки живет этот бывший интеллигент? Чем кормится? Вот что в данный момент интересовало Турецкого.

— Раньше-то все, бывало, у магазина «Вино» он работал. Очередь пораньше занимал, а потом продавал тем, кому срочно требовалось зелье. И в подсобке помогал рабочим, а те ему портвейну наливали, да. Кафе еще есть, шашлычная, возле метро. Там посуду собирал. Но теперь то кафе, говорил, фирменным сделали и посторонних прогнали... Весь район к рукам прибирают, — тяжело вздохнул Корженецкий. — Вот и наш дом последнее свое доживает. Скоро, скоро, да... Объявилась тут некая фирма, «Дизайн» называется. Все, говорят, снесем, а на этом месте заново построим. Вот так-с, молодой человек, — заключил Корженецкий. — И выкинут нас всех, как старое и ненужное, на свалку, да.

Ну что ж, в принципе ясно. А теперь пусть этот шибко умный участковый нам из-под земли достанет этого Спирина. По паркам его, видишь ли, искать надо! А он тут, под самым носом, у очередной пивной либо у магазина околачивается.

— Слава, а где вы ключ-то взяли? — спросил, вернувшись в комнату Спирина.

Какой ключ?— не понял Грязнов. — Ах, от этой? — Он кивнул на филенчатую, крашенную белилами дверь. — Да какой там ключ! Пальцем открыл. Тоже мне, замок! Вон, гляди, щель-то какая между створками — собака пролезет! Пальцем нажал и открыл.

— Значит, любой так может?

А то! — усмехнулся Грязнов. — Проходной же двор!

— Извините, Александр Борисович. — К Турецкому обратился легко, через одну ступеньку, взбежавший по лестнице Олег Деревянко. — Только что звонили из МУРа и велели передать, чтобы подполковник Грязнов срочно связался с Романовой. Причем очень срочно.

— Сейчас передам ему, — кивнул Турецкий. — А у меня к вам просьба, Олег... Васильевич? Да?

— Ну что вы, просто Олег. Меня все так зовут.

— Хорошо. —Турецкий окинул взглядом рослого, крепкого, похоже, тренированного, молодого парня, вспомнил, что ему недавно только тридцать исполнилось, холост, закончил институт Азии и Африки, знает арабский, афганский, участник Афгана, военный переводчик. Дальше — ранение, госпиталь в Ташкенте и, наконец, эта вот почетная работа. Парень-то вроде с умом, симпатичный, чего ж не своим делом занялся? Сегодня с его языками да военным опытом — самый простор для деятельности. Стоп! А может, именно эти его качества и нужны были Мирзоеву? Мозги, а не мускулы. Хотя, судя по тому, как скроен этот бывший военный переводчик, второго ему тоже не занимать.

Саша видел фотографии Мирзоева. В доме даже висит написанный масляными красками его большой портрет. В старинной золоченой раме. Раньше так крупные господа портреты своих предков представляли для всеобщего обозрения. Нынче не принято, но кто их знает, этих новых, может, они себя тоже хотят родоначальниками династий видеть. Оттого и денег на богатые портреты не жалеют.

Но Бог с ним, с портретом. Другое любопытно: с картины, так сказать, глядел на мир человек важный и самовлюбленный. Тут художник не польстил, правду сказал о своем натурщике.

И был еще этот человек жестоким, идущим по жизни, как правило, напролом, не считаясь, возможно, с жертвами. В общем, не Наполеон, конечно, но не без иного комплекса. На то и регулярные, раз в месяц, приемы, где сложилась, как видно из свидетельских показаний, уже своя твердая традиция деловой и развлекательной программ и где участвуют практически одни и те же лица.

Человеком был Мирзоев явно неординарным, тут нет сомнений. Но было в нем наверняка нечто такое, за что его должны были ненавидеть. И крепко, А вот кто — вопрос.

Конечно, как крупный, скажем так, воротила, финансовый и промышленный туз, он многим переходил дорогу. И жертвы его деятельности, конечно же, имеются, и, возможно, спят и видят, когда этот самый Мирзоев дуба даст. Ну вот и дал. Значит, наблюдай, кто радуется. А если молча, про себя, свою радость переживает? Вроде как, к примеру, вот этот Деревянко.

На лице постное выражение, а на душе, поди, такой покой! И вдова все на него ссылается: Олег вам поможет, Олег сделает, скажи, Олег...

Еще вариант: вдовье дело нелегкое. Особенно на первых-то порах. От забот голова кругом, некогда о себе подумать, тут тебе и похороны, и поминки, а у покойного родни, похоже, на половину Сибири. Конечно, кто бедной одинокой теперь женщине поможет? Только доверенное лицо мужа — Олег Васильевич.

А между тем выглядит-то вдова так, что дай Бог каждому! И даже траур, как писал какой-то француз, «был ей к лицу». Ну тут вообще-то, если по жизни идти, тоже все логично: ужаснулась, поплакала, а делом занялась — и горе отошло на второй план. Особенно если рядом толковый помощник, который и формальные трудности разрешит, и... в одиночестве утешит? Так?

Нет, брат Турецкий, сказал сам себе Саша, что-то тебя так и подмывает обвинить эту парочку... А кто назвал их парочкой? Ну-ка постой! Ведь слышал от кого-то... Ах ты, черт! От кого? И не в протоколе записано, это точно. Значит, во дворе, от кого-нибудь из обслуги?

И снова сказал себе Турецкий: стоп! Это не художественная литература, где если нельзя, но очень хочется, то можно. Должен быть еще один человек, владеющий сведениями. И человек этот — ну да, секретарша Мирзоева Нина, у которой в письменных объяснениях сказано одно, а на словах — несколько иное. Но раскрутить эту весьма невзрачную на вид девицу может поистине только выдающийся мужчина, коим является... Кто у нас такой? Вопрос на засыпку. Ну конечно, рыжий Слава Грязнов. Недаром издавна на Руси говорят: рыжий да красный — человек опасный. А если он еще обладает талантом превосходного сыщика? Ну кто устоит! Не эта же пигалица, в самом-то деле!

А вот интересно, ради каких таких прелестей столько лет держал возле себя эту секретаршу Мирзоев? Что у нее, особый талант? Может, она действительно семи пядей во лбу, а может, вовсе наоборот — сплошная какая-нибудь физиология. Эти страшненькие, говорят, весьма злыми бывают в делах постельных.

Но опять же, когда рядом такая сочная и лакомая Карина, зачем размениваться на дурнушек?

Так в чем же все-таки дело? Вот на этот вопрос нам и ответит Слава Грязнов, сыщик, перед которым трудно устоять честной девушке.

— Олег Васильевич, окажите мне любезность, так, без всякого, как говорится, протокола, скажите, что вы думаете о секретарше вашего шефа, Нине... как бишь ее?

— Галактионовне.

— Ничего себе! — восхитился Турецкий, внимательно наблюдая за выражением лица Деревянко. — И где ж еще такие имена-то сохранились?

— Так ведь она, как и Наиль Абгарович, тоже из Сибири. Где всякая старина, говорят, еще в почете.

— И давно она с ним работает?

— Так в протоколе ж указано, восемь лет.

— А я без протокола, просто не обратил внимание.

Интересно, откуда он знает, что записано в протоколе? Если допрашивали, как утверждает этот Свиридов, то каждого отдельно. Она сама ему, что ли, сказала? Но зачем?