И при этом был всегда недоволен собой. А когда его хвалили прямо в лицо – он опускал глаза, начинал сопеть, и чувствовалось, что ему неудобно. Требовательность к себе у него была невероятная. Ничего вполсилы…

* * *

Что такое настоящий артист? Тот, который может все и везде. Юра работал на телевидении – с полной отдачей. В кино с его крупными планами – замечательно чувствовал камеру. В театре на тысячу двести человек – виртуозно владел залом, заполняя собой все это огромное пространство.

Он был уникально универсальный артист.

И при этом он был абсолютно не приспособлен в бытовом плане. Он не мог ничего достать, пробить, что было немаловажно в те времена. Он никогда не пользовался своим именем. Не торговал лицом.

Юра стал народным артистом России в сорок один год, не ударив для этого палец о палец. Все делалось как бы само собой – просто потому, что нельзя уже было ему не быть «народным». Он столько выдавал на-гора, что людям становилось просто стыдно…

Что еще интересно – он совсем не умел бунтовать.

Он ни о ком не говорил плохо. «Ты негодяй!» – этих слов никогда нельзя было услышать от него. Вообще, он не был способен «заклеймить» оскорбительным словом кого-то конкретно. Но мог, как романтик, возмущаться несправедливостью. Это был большой ребенок…

Когда Бог забирает к себе такого человека в сорок два года – это горько. Ведь аналогов Богатыреву пока нет. Хоть и говорят, что незаменимых нет, – но есть неповторимые.

А Богатырев, ушедший в расцвете сил, – неповторим. Он – мощнейшая страница нашего искусства. И сейчас он работал бы очень много. И в кино, и на телевидении, и в театре. Этот человек имел фантастическую ауру, которая притягивала всех, самых разных людей – и плохих, и хороших… Он непременно был бы востребован и сейчас. Не мог не быть…

Неистовый Клеант ■ Зависть коллег ■ Красавица Настя ■ Муза Ия ■ «Кто меня защитит?» ■ Губит людей не пиво… ■ Ночное рандеву ■ «Все мое – твое!» ■ Рассадник народных ■ Гражданский темперамент ■ Более чем достоин ■ Пора в народные!

Но судьба во МХАТе сложилась у него не очень блестяще. После достаточно «проходных» ролей в 1981 году артист получает роль Клеанта в постановке Анатолия Эфроса «Тартюф». Обычно этого резонера считали личностью тусклой и серой, в отличие от главных героев мольеровского шедевра.

А Богатырев сделал так, что о Клеанте заговорила вся театральная Москва…

Многие из его друзей и коллег до сих пор убеждены, что это была его лучшая роль на сцене.

– В «Тартюфе» он с дикой пулеметной скоростью произносил две страницы текста, причем без всякого смысла, – вспоминает Александр Адабашьян. – Это было невероятно смешно. Безумный неистовый словесный вулкан стал высшим пилотажем – открытием…

– Его игра – это было что-то невообразимое, – добавляет Нелли Игнатьева. – Роль-то никакая! Другое дело – Тартюф. И того зачастую играют плохо… А тут – Клеант! Ну что там можно было сыграть? А он играл так, что, как ни обидно звучит для партнеров, забивал главных героев. Люди ходили на этот спектакль посмотреть не столько на Тартюфа – Любшина или Оргона – Калягина, сколько на Клеанта – Богатырева.

* * *

Двенадцать лет работы во МХАТе принесли артисту и радостные, и горькие минуты. Да, он стал мастером со своей собственной системой взглядов на искусство. Но такой стремительный профессиональный взлет не мог остаться незамеченным внутри коллектива. Увы, далеко не все коллеги здоровались с Юрием в коридорах театра…

– Грустно, но у него было достаточно завистников, – вздыхает Нелли Игнатьева. – Ему безумно завидовали менее успешные коллеги. Завидовали и тому, что у него столько ролей, и тому, что он неплохо зарабатывал: ведь Юра много снимался. Завидовали, занимали деньги и не отдавали долги. Завидовали его внешне железному здоровью. Завидовали даже тому, что он одинок, а они связаны женами и детьми, которые постоянно что-то требуют. А Юра как бы никому ничего не должен…

Игнатьева уверена, что ее друг был совсем не так уж счастлив:

– Он безумно страдал – и от этого, и от многого другого. Но сам Юра никогда ни о ком не говорил плохо. Никогда! У него все были хорошие! Он всех любил! «Настя Вертинская? Она такая красавица! такая хорошая! У нее такой хороший сын! Я мечтал бы иметь такого сына, как Степа!», «Ия Саввина? Это моя муза».

* * *

Помню, когда они вместе с Саввиной снялись в одном фильме, мне бросилась в глаза их большая разница в возрасте. И я как-то ему говорю:

– Юр, вы там играете мужа и жену, но у вас такая заметная разница в возрасте…

Он так серьезно на меня посмотрел и довольно жестко сказал:

– Знаешь что, птичка, я тебя прошу впредь никогда больше плохо о моих друзьях не отзываться.

– А что я плохого сказала? Что она старше тебя? Это же правда.

– Нет! Я ее обожаю. Это моя муза…

* * *

– В театре у него особых заступников не было, – замечает Нелли Игнатьева. – Может, поэтому во мне как в друге детства он видел чуть ли не маму. Может, поэтому часто меня умолял: «Неличка, пожалуйста, иди работать к нам в театр». Он хотел, чтобы я пришла во МХАТ на какую-то административную работу именно для того, чтобы его там защитить. У меня действительно неплохие продюсерские способности. И я действительно за него могла бы постоять. За себя – нет.

Но в театр я, конечно, не пошла: у меня была своя интересная работа. И потом… Я знала, что там тоже не все просто. Работники прославленного коллектива были подвержены известным человеческим слабостям…

Юра первое время просто приходил в ужас от того, с чем столкнулся в МХАТе. Он даже иногда просто рыдал в телефонную трубку: «Я не могу! Я не вынесу!»

Например, он не мог выносить алкоголь в таком количестве. А среди мхатовцев, увы, пьянство доходило до того, что считалось, что не пить нельзя: «Кто не пьет – тот продаст».

Напомню, что тогда водку ночью продавали по бешеным ценам. Иногда спившиеся актеры, у которых не было денег на водку, ночью ловили таксистов с водкой и на этом же такси приезжали к Юре с бутылкой! И Юра шел расплачиваться и за такси, и за водку! И потом вместе с ним начинали пить…

А потом он приходил ко мне и плакал, рассказывая это:

– Представляешь, вчера ко мне приехал М. с другом. Я уже сплю – три часа ночи. Они ввалились пьяные. Я должен был встать, идти оплачивать их такси и водку, готовить закуску. И потом еще с ними сидеть и пьяные их бредни выслушивать.

Он робел сказать: «Нет! Не хочу! Пошли вы… Какое имеете право?»

Выгнать человека он не мог никогда. А бессовестные люди этим пользовались. И спаивали его. Он ведь и так был добрым человеком. А пьяным – до безрассудства. Широко открывал шкаф и отдавал деньги, какие были, дарил свои вещи, одежду. Просто раздаривал – и многие этим пользовались…