Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сделай для меня все возможное, Кейт, – донесся до нее слабый голос Эша. – Я не совсем понимаю, с чем именно мне пришлось здесь столкнуться. Не знаю, дурачат они меня или говорят правду.
– Если у тебя там возникли проблемы, брось все и уезжай. Тебе совершенно незачем ввязываться в неприятности, – твердо и решительно сказала Кейт.
Эш протер ладонью запотевшее стекло и мрачно улыбнулся.
– Ты еще не знаешь, какое предложение мне сделали, – ответил он.
На линии вновь возникли помехи, и треск стал поистине оглушительным.
– Что ты сказал? Я плохо расслышала, – крикнула Кейт.
– Неважно! – закричал он в ответ. – Я доведу дело до конца. Случай весьма необычный. Все, у меня закончились монеты, больше говорить не могу. Позвоню тебе завтра.
– Я буду на конференции. Расскажи подробнее, что там у тебя происходит.
– Хотел бы я знать. Но Роберт Мариэлл поставил передо мной интересную задачу...
В трубке послышалось пиканье, предупреждающее о том, что время разговора заканчивается.
– Я позвоню тебе завтра вечером, – быстро проговорил он, – домой. И тогда расскажу обо всем.
Линия разъединилась, и в трубке вновь послышался зуммер.
– Дэвид! Черт!
Кейт молча уставилась на телефон, потом проворчала что-то себе под нос и положила трубку. Из другого конца комнаты на нее был устремлен пристальный взгляд Эдит Фипс...
* * *
Свернув с дороги, он, чтобы сократить путь, пошел к дому через парк. Ноги гудели от усталости и требовали отдыха, поэтому он остановился и привалился спиной к стволу дерева. “Стареешь, дружище”, – сказал он сам себе и полез в карман за сигаретами. Взглянув на стоящий вдалеке дом, он заметил, что фасад его поблек и кое-где обшарпан, и подумал, что лет сто назад особняк, должно быть, выглядел гораздо более величественным. Углы некоторых каменных труб откололись, штукатурка с них осыпалась, краска вокруг окон потрескалась и облетела, черепица на крыше в нескольких местах отсутствовала. Эш не понимал, почему Мариэллы позволяют разрушаться собственному дому. Трудное финансовое положение? Судя по всему, не столь уж плохое, если Роберт позволяет себе утроить плату за услуги исследователя, да к тому же еще жертвует приличную сумму Институту. Как бы то ни было, Эшу приходилось работать в таких же или даже еще более внушительных размеров особняках, которые потомки вот так же плохо содержали только из-за собственной беспечности, за исключением, конечно, тех случаев, когда смерть кого-либо из членов семьи расшатывала ее финансовые дела.
Он уже хотел было закурить, как вдруг краем глаза заметил что-то. Оказывается, он до сих пор не видел, что впереди еще кто-то наблюдает за домом. Фигура в белом...
Это была девушка с рассыпанными по плечам темными волосами.
Вытащив изо рта неприкуренную сигарету, Эш сунул ее в верхний кармашек пиджака. Он шел к девушке осторожно, словно боясь, что любой звук может заставить ее – ее образ – исчезнуть. Глупая мысль, подумал он, но продолжал идти крадучись.
Приблизившись, он услышал, что она напевает что-то, простенький мотивчик, который он уже слышал где-то раньше, но не мог вспомнить, где и когда. Неприхотливая, похожая на детскую и при этом странным образом завораживающая песенка.
Он подошел еще ближе и узнал эти узкие плечи и эти волосы.
Еще шаг – и он сможет дотронуться до нее.
Песенка оборвалась, и Кристина с улыбкой обернулась.
– Я не хотел испугать вас, – чувствуя себя неловко, виноватым тоном произнес Дэвид.
– Я ждала вас.
И тут Эш вспомнил, что ту же самую песенку Кристина напевала позавчера, когда они ехали со станции. Он обошел скамейку и сел рядом с девушкой.
– Неужели вам не холодно? – спросил он. Несмотря на то, что платье девушки было длинным, доходившим почти до щиколоток, а рукава закрывали запястья, сшито оно было из какой-то тонкой и легкой материи.
– Вас не было очень долго, – пожав плечами, ответила она.
– Телефонная будка довольно далеко отсюда.
Она вопросительно посмотрела на него.
– Я должен был позвонить в Институт и доложить обо всем, что происходит, – пояснил Эш. – Правда, это легче сказать, чем сделать, потому что я сам мучаюсь в догадках. А почему не работает телефон в доме?
– Знаете, мы терпеть не можем телефоны. Это так ужасно – беседовать с какими-то неведомыми бесплотными голосами. – Она снова улыбнулась, хотя в глубине глаз вновь промелькнула насмешка.
Он сделал вид, что не заметил этого.
– Но как же вы без него обходитесь? Каким образом ваши братья ведут свои дела?
– Как-то обходимся.
Она вновь замурлыкала себе под нос все тот же мотивчик, словно разговор совершенно ее не интересовал.
Эш наклонился вперед, оперся локтями о камни и вместе с ней стал разглядывать Эдбрук.
– Почему вы оставили меня одного в лесу?
Песенка смолкла, и в тоне Кристины послышалось искреннее раскаяние.
– Я не хотела поступать с вами так, я думала, что вы идете следом за мной. Вы меня простили?
– А не было ли это очередной вашей проделкой? Не было ли это задумано вами заранее вместе с Саймоном и, возможно, Робертом? Не сговорились ли вы немного попугать меня?
Она снова запела, на этот раз печально, словно погребальную песнь.
– Чем занимаются ваши братья, Кристина? – настойчиво продолжал расспрашивать Эш. – Как удается им содержать такое поместье, как Эдбрук?
– Я уже, кажется, говорила вам: отец оставил нам деньги. Вклады, акции, ценные бумаги – я не очень разбираюсь во всем этом. Из-за них Роберт и Саймон уехали в Лондон.
– И тем не менее вам не хватает денег, чтобы нанять слуг. Поместье слишком велико, чтобы няне Тесс управляться со всем в одиночку.
– Если необходимо, она нанимает людей. Весной и летом приходят садовники, чтобы привести в порядок земли вокруг. Но мы предпочитаем жить своей семьей.
– Но почему?
– Потому что мы есть друг у друга. Этого достаточно. Нам не нужны посторонние.
Эш повернулся и посмотрел ей прямо в лицо.
– Неужели у вас никогда не возникало желания уехать отсюда? Кристина, вы когда-нибудь покидали пределы Эдбрука?
– О да! – Она улыбнулась. – Да, очень часто. И каждый раз очень, очень надолго.
Но Эш в этот момент смотрел мимо нее, он увидел, что на другой стороне долины под деревьями кто-то стоит. Неясная фигура в тени, под сенью ветвей, маленькая девочка... расстояние не позволяло точнее определить ее возраст и рассмотреть черты лица. На ней были белые гольфы, что свидетельствовало о том, что она еще очень мала.