— И что ты тогда там стоишь? Заходи, Владимир…

— … Ильич, — тихо добавил я.

Вовка бросил на меня зверский взгляд и, прошипев:

— А с вами, Лев Давыдович, мы поговорим позже, — зашел в кабинет.

Первые несколько секунд из-за двери звучали голоса, но постепенно они стали звучать все тише… Так что, с кем и о чем там разговаривали, я не слышал. Да и не особо прислушивался. Тем более, что из соседнего кабинета раздалось слово «вампир», и я, усиленно изучая потолок (ой, а что там за трещинка?) и делая вид, что просто так прогуливаюсь, направился к тому помещению.

Наконец, подобравшись к кабинету, я остановился и прислушался…

— …о вампирах, — хмыкнул сухой мужской голос.

Жаль, я не услышал начала фразы.

— И никакой это не бред, — жарко возразили ему. — Все это было на самом деле!

— Бред, бред! Удивительно, как эту заметку вообще выложили!

— Если тебе не нравится, мог бы и не читать! — в голосе второго говорящего проскользнули жалобные нотки.

— А откуда ж я знал, что ты такую бредятину понапишешь? — резонно возразили ему. — Вампиры! Да еще у нас в городе! И все просто страстно желают подзакусить господином Ходынцевым!

— Да желают! И я тебе это докажу! Я уже всех практикантов припахал, они мне этого вампира выловят, и ты еще увидишь на первой полосе мое интервью с вампиром!

— Ну-ну… Слейтер недорезанный! — фыркнул его собеседник.

Тут послышались шум рывком отодвигаемого стула, шаги, и я едва-едва успел отскочить в сторону, чтобы не получить дверью по лбу. Из кабинета же, между тем, буквально вылетел, что-то сердито бормоча себе под нос, какой-то длинный (это даже высоким назвать трудно) худющий тип и, размахивая руками подобно ветряной мельнице, направился по коридору в сторону лестницы.

Сложив «два» и «два», — криков «вон из моего кабинета, мерзавец!» не наблюдалось, да и номер этого самого кабинета был не двадцать четвертым, — и получив «четыре», (надеюсь), — я бросился вслед за мужчиной. Что там хотел Вовка выяснить? Где он встретился с «дракуловскими придверными качками» и чего они от него требовали?

— Простите, вы Ходынцев?

Мужчина резко остановился и уставился на меня. На вид господину Ходынцеву было около тридцати пяти лет. Вытянутое лошадиное лицо. Узкая нижняя челюсть и белесые рыбьи глаза. М-да… Кошмар на улице Вязов…

Едва наши взгляды пересеклись, я поспешно постарался состроить то восторженно-придурковатое выражение лица, которое обычно можно увидеть на физиономиях фанатов при виде их кумиров. Судя по тому, каким презрительным взором меня одарили, мне это удалось…

— Ну, я. Что вы хотите?

— Вы написали великолепную статью! Я бы хотел…

— Простите, молодой человек, — резко оборвали меня, — интервью я не даю!

— Да мне не интервью!

— Автографов тоже!

И развернувшись, он направился к лестнице.

Некоторое время я стоял, очумело хлопая глазами и пытаясь переварить его хамство, а затем рванулся вслед за ним, собираясь, если не набить морду господину Ходынцеву (это все-таки хулиганство…), так высказать все, что я о нем думаю.

Вернее, я попытался рвануться. Меня кто-то резко схватил за плечо:

— Андрюх, ты куда?!

Бросив вслед журналисту короткий взгляд и, убедившись, что он ушел уже слишком далеко, я повернулся к Вовке:

— Да так, не важно… С кем ты там разговаривал?

— А, шо, догадаться трудно? С отчимом.

Я понимающе хмыкнул, отходя от кабинета «дяди Вити»:

— Ну и как прошло общение с агентами царской охранки, Владимир Ильич?

— Плохо, Лев Давидович, плохо!

— Может, хватит обзывать меня Троцким?! — не выдержал я. — Еще и в евреи записал…

Вовка радостно захихикал:

— Ну, и что ты страдаешь по этому поводу? Зато, когда мои предки прыгали по деревьям, твои — были жрецами в храме!

— Я всегда утверждал, что ты произошел от блох, — тоскливо вздохнул я. Спор плавно перерастал в ничего не значащую болтовню. И неизвестно еще, что хуже…

— Блохи, между прочим, по деревьям не прыгают, биолух!

— Зато они прыгают по обезьянам, которые, в свою очередь…

— М-мда, — задумчиво протянул Вовка, — так загнуть… Теперь я точно знаю, что ты еврей!..

Я рассмеялся:

— Ой, кто бы говорил!

Господин Данешти стал в горделивую позу:

— А то! Я чистокровный русский!

Тут я уже расхохотался в полный голос:

— С такой фамилией?! Да ты такой же русский, как я еврей!

— А я о чем говорю?

В общем, я решил поменять тему разговора:

— И чего тебе интересного отчим рассказал?

Вован скривился:

— А что он мне может рассказать?! «Владимир, зачем ты вообще сюда пришел? Владимир — то, Владимир — се…» И как завершение: «Владимир, ты меня опозорить хочешь?! На кого ты похож?! Бе-бе-бе!» А на кого я похож? Андрюх, скажи ж, нормально выгляжу?

Я ехидно хмыкнул, окидывая его скептическим взглядом. Да уж, нормально… Одежда как раз «подходящая» для посещения издательства. Рваные джинсы и ярко алая футболка с изображением серпа и молота и надписью «коси и забивай». И плюс еще две плетеные фенечки на руках. Одна на правом запястье, другая — на левом плече.

Завершал картинку серебристый перстень с изображением листика конопли…

Удивительно. И как Ромка поверил, что Вован решил уйти в монастырь? Может, подумал, что «святой отец» решил напоследок попонтоваться перед постригом?

Вовка верно расшифровал мою усмешку, а потому помолчал, а потом тяжело вздохнул:

— Ладно, Пошли что ли, Ходынцева искать? — поинтересовался он, понижая голос.

Я усмехнулся:

— Да вроде как его нашел…

— Серьезно?! Ну и!..

— Что ну и? он из вон того кабинета выскочил. Я только хотел спросить его о статье, а он меня послал. Далеко и на долго.

Вовка задумчиво почесал голову:

— М-мда, не вежливый дядька… Слушай, а может ну его на фиг?… Ну о чем с ним мог поговорить этот зубастик? Это ведь только мы с тобой вежливые, с «завтраком» здороваемся, а дракуловские шкафы наверняка просто так кусают.

— Вова, — вкрадчиво сообщил я, — а я ведь это же тебе говорил. Еще у меня дома…

Вован посмотрел на меня прозрачным невинным взглядом:

— Разве?

И почему меня никто никогда не слушает?

Когда мы вышли из издательства, я поинтересовался у Вовки: