— Забавно, насколько по-другому выглядит мир из этого положения. Все становится с ног на голову. Вы никогда об этом не задумывались?

— Пожалуй, — отвечаю я.

— Так можно по-другому посмотреть на вещи. Вот почему я сейчас вишу вниз головой и смотрю на вас.

— Сэр?

— Я пытаюсь увидеть вас в другом свете. Пытаюсь понять, что в вас особенного. Почему Дворец выделяет вас из прочих и обращается с вами по-королевски. Потому что лично я не замечаю в вас ничего примечательного. — Он прикрывает глаза, позволяя себе насладиться мгновением темноты.

— По-королевски, сэр?

— Притворяетесь дурачком? Понимаю.

Я молчу.

— Оглянитесь вокруг, — шепчет он, — посмотрите на эту огромную библиотеку, которая вся в вашем распоряжении. Она даже больше, чем мои покои! И вы говорите мне, что с вами обращаются не по-королевски. — Он выпрыгивает из зажимов и приземляется в неприятной близости от меня, на расстоянии вытянутой руки.

Я подавляю желание отойти.

— Знаете, несколько минут назад я получил новый приказ из Дворца. Касательно вас. Опять. — Он умолкает, его глаза нехорошо блестят. — Не так уж много вещей происходило в моей жизни, которых я не мог бы понять. Но такое внимание Дворца к кому-то настолько незначительному, как вы… Что ж, откровенно говоря, я сбит с толку.

— Признаюсь, я не совсем понимаю, о чем вы. Новый приказ, сэр?

— Пожалуйста, без признаний. — Он подходит к ближайшему столу, поглаживает спинку стула и садится. Только сейчас я замечаю два дипломата. На столе. Их крышки отражают свет ртутных ламп. Они стоят, как и все остальные в этой комнате, внимательно ожидая указаний. Но выгладят зловеще.

— Если есть что-то, что я ненавижу, так это когда меня держат в неведении. В этом чувствуется определенное неуважение. И Дворец в течение последних нескольких недель делает это постоянно. Со мной. Странные указания каждый день попадают мне на стол, не сопровождаясь никакими объяснениями и не поддаваясь разумному пониманию. В последнюю минуту они вносят изменения в подготовку к Охоте. К счастью, мой блестящий интеллект позволяет мне найти закономерность во всех этих безумных приказах. Кроме тех, что касаются вас, — заканчивает он с кривой ухмылкой.

Справа от меня замерла Пепельный Июнь. Ее руки опущены, лицо скрыто в тени.

— Я собрал кое-какую информацию о вас. Судя по всему, вы весьма выделяетесь своим интеллектом в школе и вовсе не кажетесь таким тупицей, каким притворяетесь здесь. Говорят, у вас неплохие мозги. Учеба дается вам без труда, несмотря на то, что ваши оценки только чуть выше среднего. Как же там было? А, что вы «не используете в полной мере ресурсы своего необыкновенного интеллекта». Во всяком случае, так говорится в данных, которые мне удалось собрать. — Он задумчиво умолкает. — Может ли это быть причиной того внимания, которое вам достается? Ваш так называемый интеллект? — Он смотрит на меня сверху вниз с неприкрытым отвращением человека, положению которого что-то угрожает. — Скажите мне, в чем, как вы думаете, смысл этой Охоты?

Он проверяет меня. Оценивает опасность.

— В охоте на…

— Только не надо говорить «в охоте на геперов». Потому что ее смысл никогда не заключался ни в охоте, ни в геперах, ни в охоте на геперов. Так что не используйте эти слова ни вместе, ни по отдельности.

— Дело в Правителе, — отвечаю я, неожиданно осмелев.

Он смотрит мне в глаза, но на этот раз без угрозы.

— А мальчик, возможно, и впрямь кое-что понимает. Объясните свой ответ, если угодно.

Я обдумываю это.

— Я бы предпочел промолчать.

Он дергает головой.

— Я бы предпочел, чтобы вы не молчали.

Не сразу, но я все же продолжаю, самым ровным голосом, на который способен:

— Правитель знает, что его популярность в последнее время несколько упала. Это несправедливо, поскольку он действительно способный и современный лидер — лучший, какого знала наша страна за всю свою славную историю. Но наш Правитель заинтересован не столько в собственной популярности, сколько в счастье своего народа. И ничто иное не приносит столько радости и ощущения единства, как Охота. Именно поэтому он своей умелой рукой планирует и проводит Охоты. Разумеется, чистейшее совпадение, что — как показывает история — ничто не поднимает рейтинг лучше Охоты на геперов.

— Именно, — шепчет Директор, прикрывая глаза в экстазе. — Надо же. Чудо-мальчик все-таки сумел меня удивить. — Он чешет запястье. — Но это был простой вопрос. Так, разминка.

Он слегка встряхивает головой, смотрит мне в глаза, и лицо его становится жестче.

— Объясните мне… все это, — говорит он, и его руки взлетают в изящном балетном жесте. — Объясните, зачем понадобилась эта подготовка? В конце концов, кому надо тренироваться, чтобы поймать и съесть гепера? Зачем нужны эти идиотские лекции, мастер-классы, тренировки? И к чему все эти празднества? К чему устраивать этот громкий бал? К чему все эти журналисты и фотографы, которые сейчас наводняют Институт? И зачем, ради всего святого, нам понадобилось вооружать геперов излучателями?

— Я не знаю. Прошу прощения.

— Не извиняйтесь, — говорит он. И ждет.

— Я не знаю.

— Не такой уж и умник, как выясняется. Верно? — Его верхняя губа растягивается в оскале, обнажая клыки. — Вы такой же, как и все тут, все тупицы-сотрудники, которым требуется все разжевывать. И это должен делать я. Безмозглые. Не соображающие. Пустоголовые. — Он запрокидывает голову, не отрывая от меня злого взгляда. — Головы у вас всех пустые, как этот Институт, — горько произносит он. И повторяет уже тише: — Как этот Институт.

Он поворачивается спиной ко мне и смотрит в окно. Когда он говорит, опустошенность в его голосе поражает меня.

— Так было не всегда. Когда-то коридоры гудели от шагов, аудитории наполняли блестящие молодые умы, в лабораториях кипела работа — лучшие ученые проводили там эксперименты. А загоны для геперов! Они были битком набиты геперами, от самых юных до стариков. Наша программа по разведению — моя программа по разведению — должна была вот-вот заработать в полную силу. Это место переполняла энергия, стены буквально искрились ею. У нас была цель, признание, восхищение, уважение, нам даже завидовали. У нас было все. — Он замолкает и застывает на месте, его грудная клетка неподвижна, будто он перестал дышать. — У нас было все, кроме способности себя контролировать.

Он поворачивается к охране и сотрудникам, которые вытянулись вокруг нас, пригвождая каждого ледяным взглядом к стене, как мотылька к картонке.

— Пока однажды у нас не закончились геперы, — продолжает он, разворачиваясь ко мне. — Это будет последняя Охота. Правитель это знает. Но он не хочет резать курицу, которая так долго несла ему золотые яйца. Потому он выдумал способ пользоваться плодами этой Охоты следующие годы. Возможно, даже всегда.