— У нас молодёжь редко уезжает насовсем. Правда, и новосёлы тоже случаются нечасто, — Бернар помолчал чуть, наблюдая за меняющимися местами и партнёрами парами, и спросил негромко, подчёркнуто ровным тоном: — А как вам наш остров? Знаю, он сильно отличается от всего, к чему вы привыкли…

— Медвежий угол — очень красивое место. Здесь здорово и здесь меня нашла Берилл, — ответила Арнетти совершенно искренне и, подумав, сочла нужным добавить: — Хотя некоторых удобств всё же не хватает.

— Полагаю, я не все из них могу себе представить.

— Нет-нет, ничего экстраординарного. Водопровод с горячей водой, электричество, ине… ладно, без инета можно обойтись… тем более его на этой стороне нет вообще. Доставка… хотя леший с ней, без неё тоже можно справиться. Ещё несколько лет назад всё на свете заказывали на одном восточном сайте и ничего, не парились. Магазины рядом… но, погляжу, вы и без магазинов живёте себе преспокойно… не считая кучки местных предпринимателей. Налоги-то они, поди, не платят, — краем глаза Арнетти заметила, как вытянулось лицо Бернара, и немного нервно рассмеялась. — Опять меня понесло, да? Простите, я случайно. Начинаю болтать и всё, прощайте, бедные уши собеседников.

— Не извиняйтесь, — мягко улыбнулся Бернар. — Уверен, мои уши переживут.

— Ваши уши на редкость терпеливы. Из всех моих знакомых только Юлисса готова слушать мой бесконечный трёп, остальные норовят слиться при первой же возможности.

Между тем весёлая мелодия стихла, пары замерли, поаплодировали музыкантам и те, переглянувшись, начали следующую, медленную и плавную.

— Разрешите пригласить вас на танец? — неожиданно предложил Бернар.

— Разумеется.

Жители острова имели весьма смутное представление о вальсе и иже с ним, поэтому те, кто остался танцевать дальше, просто обняли партнёра и принялись неспешно кружиться на одном месте. Ринда, заметив отца, дёрнула Дагги за рукав пиджака, и парочка исчезла из поля зрения раньше, чем Бернар взял Арнетти за руку и осторожно обнял за талию.

Похоже, процесс взаимопонимания у молодых пошёл скорым ходом.

Впрочем, интерес Дагги и Ринды друг к другу мало заботил окружающих. Танец же лесничего и гостьи с большой земли явно претендовал на звание сенсации островного масштаба. Не раз и не два на протяжении неторопливого кружения Арнетти ловила пытливые, удивлённые взгляды как ближайших пар, так и стоявших у края танцплощадки. Дети и увлечённая друг другом молодёжь внимания на них не обращали, но кто постарше, те продолжали присматриваться украдкой. Поначалу Арнетти то и дело косилась на них в ответ, подсчитывала, кто и сколько раз поглядел, но вскоре мысленно махнула рукой. Всё же поддерживать лёгкую необременительную беседу во время медленного танца и одновременно следить за окружающими были затруднительно и неудобно. Да и беседа занимала сильнее, нежели подсчёт взглядов.

Хотят глазеть и пускай себе. В конце концов, не так уж и часто происходят в Медвежьем углу события с претензией на сенсацию.

Или на скандал.

За танцем медленным последовал быстрый, с прыжками, притоптываниями и причудливой траекторией перемещения по танцполу. В отличие от вальса, его местные знали назубок, непринуждённо повторяя каждое движение. Арнетти удивлялась, как они с Бернаром вовсе смогли его осилить, но он спросил, желает ли она потанцевать ещё и Арнетти за каким-то лешим согласилась. К финалу разудалой пляски она несколько упарилась и немного запыхалась, перепутала движения и позиции и всё время норовила повернуть не в ту сторону, в какую следовало, однако в целом было забавно, любопытно и занятно. И окружающие не жаловались, когда она задевала кого-то или налетала всей массой.

Единодушно решив сделать в танцах перерыв, они перебрались к столам. Выпили освежающих напитков, попробовали закуски, какие ещё не успели основательно подъесть. После снова прошлись по залу, обмениваясь репликами и обсуждая увиденное. Дверь главного входа постоянно открывалась и закрывалась, пропуская жмущиеся друг к другу парочки, хозяек с блюдами и вечернюю прохладу. За окнами окончательно воцарилась темнота и постепенно в разгорячённом зале стало свободнее: матери увели маленьких детей домой, часть молодых выскользнула за дверь и возвращаться обратно не спешила. Кое-кто из музыкантов, оставив свои инструменты на стульях, ушли к столам, оставшиеся начали играть мелодии помедленнее и к ним всё чаще присоединялись голоса поющих, женские и мужские, выплетающие истории простые, обыденные, но с непременным сказочным элементом. Арнетти с интересом послушала местные песни, всенепременно повествующие о каком-нибудь удалом храбреце и красавице, чьи пути то чудесным образом сходились, то расходились под тяготами жизненных невзгод, смотря по тому, грустная песня была или весёлая.

Наконец Бернар и Арнетти засобирались домой. Арнетти и сама не любила засиживаться на вечеринках и прочих мероприятиях, тесного круга только близких друзей не подразумевающих, до упора и потому предложение приняла охотно. Прошло уже больше двух часов, зал опустел наполовину и часть ламп погасили, оставив те, что были ближе к столам и музыкантам. Пожилые обитатели острова разошлись ещё раньше, молодёжь тоже вернулась далеко не вся, включая Ринду и Дагги, чьё отсутствие Арнетти отметила краем глаза, но говорить Бернару не стала. Конечно, сомнительно, чтобы момент этот вовсе ускользнул от внимания бдительного отца и раз Бернар не возражает, значит, не против романтических отношений дочери с соседом.

По крайней мере, Арнетти надеялась на его понимание в этом вопросе.

Бернар принёс Арнетти шаль, накинул ей на плечи, осторожно расправил складки, пока Арнетти запахивала её концы на груди. Затем надел чёрный котелок, взял фонарь, и они покинули большой дом. Пересекли площадку, нынче куда более шумную, людную, нежели зал, спустились по склону и углубились в переплетения тропинок, сетью тянущихся во все стороны. До медвежьей берлоги шли молча: Бернар освещал вьющуюся тропку, Арнетти шагала следом, придерживая край платья. Дом встретил тишиной и темнотой в окнах, только при входе горел фонарь, который хозяева оставляли, когда уходили куда-то надолго и могли вернуться поздно. Возле лестницы Бернар пропустил Арнетти вперёд, поднялся за ней. Арнетти открыла дверь, переступила порог. В темноте раздалось сопение, по полу заскребли коготки.

— Здравствуй, Берилл. Ну как ты тут без меня?

Медведь вошёл следом, повесил фонарь на крюк, зажёг две лампы и лишь затем потушил огонь в фонаре. Стряхнув с плеч шаль и повесив её на спинку кресла, Арнетти присела перед рвущейся к ней когианой и принялась выпутывать ящерку из шлейки.

— Надеюсь, наши танцы вас не разочаровали, — заметил Бернар, снял котелок и шагнул к приоткрытому окну, чтобы отвязать верёвочный поводок от перекрестья рамы.

Другого места, куда, на взгляд Арнетти, можно было бы надёжно и безопасно привязать ящерицу, не нашлось. К шкафу неудобно, к очагу небезопасно, пусть он и потушен, столы, стулья и даже диван казались ненадёжными. Перед уходом она поменяла в тазике воду, поставила тарелку с едой и долго думала, не поискать ли для Берилл игрушку сродни тем, что были у Минчика, только самодельную. Может, ящерицы в принципе в игрушках не нуждались, даже детёныши, но мало ли, вдруг иномирным земноводным как раз таки требовались?