Там же, на Разгуляе, в одной из их комнат стоял рояль. С матерью Галиной Дмитриевной они жили очень бедно и предоставляли этот рояль для занятий студенту консерватории, немосквичу. К неудовольствию всех соседей, он приходил заниматься каждый день. И только через много-много лет Вася понял, что к ним приходил Рихтер.

Когда-то дружили Маяковский, Осип Брик и Лиля Брик с Василием Абгарычем Катаняном и его женой Галей. Застрелился Маяковский, Осип Брик ушел к другой женщине, Лиля вышла замуж за Примакова, в тридцать седьмом его арестовали и расстреляли. Лиля стала бояться оставаться ночью одна. К ней ходили ночевать Катаняны – единственные, кто от нее в то время не отвернулись. Ходили по очереди, потому что у них к тому времени уже появился Вася-младший. И вот однажды Василий Абгарыч позвонил своей жене и сказал: «Галочка! Я не приду домой, я остаюсь у Лилички». Лиля Юрьевна хотела вернуть подруге ее мужа со словами: «Ну подумаешь, делов-то» (любимое Лиличкино выражение в подобных случаях, как рассказывал мне Вася). Но Галина Дмитриевна оказалась гордой, собрала Василию Абгарычу его вещи и больше никогда не видалась с Лилей. Она стала жить со своим маленьким Васей, изредка выступая в концертах как певица и зарабатывая деньги печатанием на машинке. Вася же с отцом дружил, бегал к нему. А у отца с Лилей – открытый дом, в котором бывали все талантливые люди того времени. Может быть, от этой детской привычки общаться у Васи и сложился такой открытый характер и выработалась естественность поведения.

Прошло много лет, покончила с собой Лиля, через год умер Василий Абгарыч. И в их квартиру, как единственный наследник, переехал Вася, а с ним жена Инна и мать. Так Галина Дмитриевна оказалась в той же комнате, в которой жила ее подруга тридцатых годов Лиля Брик. В квартире, где Лилей много лет собиралась коллекция подносов, где висел коврик с вышитыми бисерными уточками, который Маяковский купил на восточном базаре в 16-м году и подарил «любимой Лиличке»…

В этой завершенности кругов судьбы есть какая-то жизненная справедливость.

Вася стал душеприказчиком Лили Юрьевны Брик. Ему пришлось разбирать ее огромный архив. Он постепенно сдавал его в ЦГАЛИ, закрыв для посторонних только юношеский дневник Лили и письма к ней Маяковского времен «Про это». Мы познакомились с Васей, когда он занимался архивом, и мне довелось прочесть и дневник, и эти письма.

Тогда же я восхитилась прекрасными альбомами самого Васи. Вася никогда не думал, что будет печатать книжку воспоминаний. Он просто делал альбомы – наклеивал фотографии, что-то писал, вырезал, придумывал коллажи. Дело в том, что его ближайшим другом был Сергей Параджанов…

Вслед за Параджановым Вася, кстати, стал шить и занавески из кусков. Резал всё подряд, если чего-то не хватало, говорил: «Инна! Помнишь платье, которое Ив Сен-Лоран подарил Лиле? Давай его сюда!» Р-раз – и отхватывал кусок от подола. Как-то, разбирая старые вещи Лили Брик, Вася нашел занавеску, сшитую из маленьких-маленьких кусочков. Он подарил ее Наташе Крымовой. И когда Наташа, решив ее отреставрировать, отпорола подкладку, то на некоторых кусочках оказалось вышито: «Я счастлива» и такое-то число. Эту занавеску шили когда-то Лиля Брик и Лиля Попова – жена актера Яхонтова, и во время работы они делали такие заметочки. Теперь занавеска висит в квартире Эфросов. Вот такая преемственность…

После смерти Лили Брик все, кто знал ее, приезжая в Москву, стали приходить в гости уже к Васе – ведь это была квартира Лили. Приезжали Ив Сен-Лоран, Нина Берберова, Франсуаза Саган, Соня Рикелли… Так Вася «обрастал» новыми друзьями – помимо своих прежних. И тогда он решил написать книжку. В принципе, писать мемуары нетрудно, трудно сохранить свою интонацию, свою манеру повествования. Вася смог. Его книжка дает полное ощущение беседы. На Икше мы очень часто так беседовали. Во время вечерних, предзакатных прогулок, за чаем, в походах за грибами. Я постоянно приставала к Васе с расспросами, и он почти всегда с юмором вспоминал прошлое.

У меня там нет телевизора, и я приходила к Васе. Мы пили чай, разговаривали, смотрели по телевизору какой-нибудь фильм, а потом, вместо телевизора, вдруг оба начинали смотреть в окно – по водохранилищу проплывал огромный четырехпалубный теплоход… Все теплоходы мы знали «в лицо», и была между нами игра: кто с первого взгляда определит название теплохода. Обзавелись биноклями и подзорными трубами и высчитали закономерность: если четырехпалубный, то или «Феликс Дзержинский», или «Двадцатый съезд партии» и т. д., если же трехпалубный – то или немного поскромнее, но обязательно партийное, или признанный классик, как, например, «зеркало русской революции» «Лев Толстой», а вот если двухпалубный – то «Александр Блок» или «Сергей Есенин», «Николай Лесков»… После перестройки теплоходы тоже стали переименовывать, и партийных названий почти не осталось. Правда, совсем недавно увидела четырехпалубный отреставрированный теплоход, свежевыкрашенный, я быстро достала бинокль (мне интересно, в кого переименовали) – «Ленин». Так что все же что-то старое остается…

Однажды сидим мы с Васей на лоджии и видим: проплывает четырехпалубный красавец; я сказала: «Смотрите, Вася, это плывет, по-моему, бывшая „19-я партийная конференция“». Вася засмеялся и вспомнил анекдот: мальчик, увидев название парохода, спрашивает: «Мама, кто такой Сергей Есенин?» – «Отстань! „Сергей Есенин“ – это бывший „Лазарь Каганович“».

Как-то, уже переселившись на второй этаж, над Васей, приезжаю на дачу и замечаю на двери записку: «Если Вы на Икше, то спускайтесь обедать в 14-ю квартиру. Принц Уэльский». В этом – весь Вася.

Эти милые Васины записочки я храню, а некоторые у меня висят на стенах как картинки, потому что они и есть картинки – коллажи.

В свое время Вася был страстным поклонником балета. И вот я получаю от него записку на старой фотографии когда-то известной балерины XIX века:

Ну как эту фотографию, да еще с такой надписью, не повесить на стенку! Или получаю я от Васи фотографию собак, среди которых вклеена его фотография, а внизу – подпись: «Мы ждем в компанию дорогого Микки!» Дело в том, что иногда, уезжая, я оставляла у них с Инной моего пекинеса Микки.

Васина жена Инна Генс – очень известный киновед, специалист по японскому кино. Когда на московские кинофестивали приезжала японская делегация, ее участники всегда приходили к Инне в гости. А Вася играл роль «кухонного мужика», и ему это ужасно нравилось. Но каждый раз, когда фестиваль кончался, Инна строго говорила: «Ну хорошо, а на следующий год чем мы будем угощать японцев?» – хотя гости у них бывали почти каждый день.

И вот однажды, в самый разгар приема японской делегации, когда Вася в ярком фартуке молчаливо разносил гостям коктейли и салаты, госпожа Ковакита, директор известной синематеки в Токио, спросила Инну, не знает ли та, где можно найти фильм про Поля Робсона, и сказала, что искала этот фильм даже в Праге… «Кухонного мужика» пришлось разоблачить, и в следующие приезды японцев Вася играл уже самого себя.