Однако к тому времени, как Децебал прибыл в Аргедаву, здесь ждал его только Диег. Впрочем, занятие у младшего брата имелось – охранять прибывшее из Апула золото – Децебал собирался подтвердить союз хорошей платой.

А раз золото здесь, то рано или поздно нищие царьки слетятся на дележку «подарков», как осы на мед. Желтый блеск золота все любят. И все же порой даже золото не заставляет этих глупцов признать единую власть Децебала. Когда-то отец Децебала Скориллон, дабы показать, как перед внешней опасностью объединяются прежние враги, выпустил из загородки двух злобных псов. Те тут же вцепились друг в дружку. Но, как только привели волка, собаки, позабыв о прежней ссоре, накинулись на серого хищника. Посему, объяснил своим воинам Скориллон, не стоит нападать на римлян, когда те грызутся друг с другом, – пусть враждуют дальше, пусть становятся только слабее. То был год четырех императоров[74]– время раздора, мятежей, убийств. Скориллон был уверен, что в случае нападения на границы Империи римляне объединятся и уничтожат даков.

Так почему же теперь дакийские племена не объединяются против Траяна? Почему не забывают личных обид, почему не кидаются все сообща на смертельно опасную капитолийскую волчицу?

* * *

К вечеру, будто ведая о том, что царь Дакии уже прибыл, появился в Аргедаве Сусаг, пока, правда, без боевых дружин, зато с многочисленной свитой. Этот царек был известен своей жадностью, а также поразительной удачливостью – из любой, даже самой безнадежной ситуации он выбирался целым и невредимым, да еще непременно с добычей.

Сусаг поклялся, что к походу готов, что выступит с первыми морозами и перейдет Данубий вместе с Диегом. Децебал со своей стороны заверил, что выкупит у Сусага всю добычу по самой высокой цене. И заплатит за все золотом.

– Готовь много золота, могучий царь! Очень много золота! – Сусаг оскалился, что должно было означать улыбку.

Верно, в мечтах он уже хватал и тащил пленников, греческую посуду, ткани, амфоры с зерном.

После встречи с Сусагом Децебал велел позвать Ремокса к себе.

– Останешься сегодня со мной и разделишь трапезу, – сообщил парню Децебал.

В ответ Ремокс не очень уверенно поклонился.

– Я не пилеат, могучий царь…

– Хочешь сказать – ты не знатен? Мне нет дела, знатного рода ты или нет. Будешь хорошо служить – возвышу так, что пилеаты станут тебе завидовать.

– Я буду служить, – сказал Ремокс, но почему-то не добавил слово «хорошо».

– Ты знаешь долину, можешь сказать, сколько народу и где живет?

Ремокс вновь кивнул, правда, не слишком уверенно.

– Что молчишь?

– А что мне говорить? – ответил Ремокс. – Ты и так все на свете знаешь, царь.

– Поедешь вместе с Везиной – его я поставил во главе ополчения. Будете набирать людей в долине. Римляне, коли пришли, не успокоятся, пока не полягут все на нашей земле. Бери из деревень самых молодых да дерзких, веди сюда, в Аргедаву. Везина каждому заплатит из моей казны за год службы вперед. У Везины есть римские дезертиры, есть доспехи, оружие… Ты видел людей в моей свите? Людей таких же, как ты, без оружия?

Ремокс кивнул.

– В каждой деревне я, проезжая, брал по одному человеку и так набрал шестьдесят. Как орел выхватывает рыбу из реки, так я выхватил вас из мирной жизни. Каждый соберет центурию. Все вместе – легион. Один легион римского строя у меня уже есть, весной станет два, мы встретим римлян в долине и не пропустим в горы. Римские новобранцы тренируются три-четыре месяца. У нас впереди зима. Еще будут лучники и всадники. Роксоланы-катафрактарии[75]с нами в союзе. Зимы нам хватит, чтобы создать армию. Мы встретим римлян и победим в большом сражении.

– В открытом поле? – недоверчиво спросил Ремокс.

– Мы встретим их там, где они этого не ожидают. Мне пришлось оставить Арцидаву без боя, а сильнейшую крепость Берзобис оборонял лишь отряд моей гвардии, потому что люди долины, вместо того чтобы идти в ополчение, попросту разбегались перед римлянами. Равнина делает смельчаков неженками. Надеюсь, не всех. Ты ведь не неженка, Ремокс?

– Я сражался с римлянами летом. Нас разбили.

– В этот раз мы победим.

– Люди в долине Алуты не хотят воевать, – сказал вдруг Ремокс.

– Не хотят? Заставлю, – ответил Децебал, ни на миг не запнувшись. И рассмеялся своей шутке.

Ремокс сглотнул, и слова, уже готовые сорваться с языка, застряли в горле. А хотел он сказать, что по деревням все коматы говорят одно и то же: что под Децебалом жить, что под римлянами – разницы нет. Но Ремокс осмелился ничего сказать, промолчал.

Февраль 855 года[76]от основания Рима. Нижняя Мезия

Идущие впереди ауксилларии первые заподозрили неладное. Земля задрожала, будто ее, скованную льдом, начал трясти озноб. Впереди поднимался морозный туман, и за белой его пеленой пряталось что-то неотвратимое, грозное. Надвигалось.

Солдаты подались назад. Кавалерийская турма[77]поскакала вперед вдоль колонны.

Запела труба.

– Строиться! – раздался отрывистый приказ.

Наместник провинции Лаберий Максим вылез из спальной повозки и пересел на коня. Его свита: квестор, юрисконсульт, писцы, бенефициарии-порученцы – стояли сбившись в кучу. Лишь квестор вскочил на коня, которого подвел ему денщик.

– А что разведка… – завертел головой префект когорты ауксиллариев.

– Всадники еще не вернулись, – отозвался кто-то из центурионов.

– И не вернутся, – обреченно сказал Лаберий Максим.

Скрытая пеленой масса все надвигалась. Уже отчетливо слышался стук копыт.

Прислуга стала отгонять обоз дальше в арьергард. Среди сундуков и мешков суетился толстенький кругленький человек с курчавыми волосами. Даже на морозе он разом вспотел и то и дело отирал лоб. Никто не заметил, как он сунул руку в мешок и вытащил золотой браслет. Надел на запястье. Руку из-под мехового плаща выпростал так, чтобы видна была оскаленная волчья морда на золоте.

Забегали центурионы и их помощники, выстраивая центурии. Солдаты принялись освобождать щиты от чехлов, сбрасывать меховые накидки, чтобы не мешали движению. И все поглядывали на белую пелену. Кто там идет? Откуда? Сколько их?