А, значит, до этого он был… человеком. Просто плохим человеком. Может быть, за это кто-то наверху и определил его дальнейшую судьбу так: поверг в бездушную непрерывную работу, заставил до бесконечности делать то, в чем он провинился прежде — уносить чужие жизни.

Алиса поежилась. Как… ну как ей это принять? Как принять, что ее Доминик — заботливый … даже нежный, надежный, дважды спасший ее жизни — когда-то пытал людей. Не важно, что не сам держал в руках орудия пытки. Так еще хуже.

— Не хочешь говорить? — напряженно спросил Доминик, когда молчание затянулось.

— Нет… я просто думаю, — ответила она. — Ты… был палачом? Главным палачом?

— Не знаю! — почти рявкнул он. Глаза хищно гневно сверкнули. — Я не люблю об этом думать.

«Ладно…» — решила про себя Алиса. Если бы ей снилось нечто подобное, и она подозревала бы, что это — ее прошлое, то ей тоже не хотелось бы об этом думать. Слишком сложно, слишком не хочется знать про себя такие вещи.

— А что потом во сне? — аккуратно спросила она. Вдруг продолжение прольет свет на то, кем именно он был.

Доминик выдохнул.

— Иногда я просыпаюсь «в подземелье». Но иногда — как сегодня. Я вижу огонь. Смотрю на свечу. Мне почему-то больно внутри. И страшно. А потом приходят… люди. Я дерусь, но их очень много. Потом меня волокут куда-то… И убивают. Рвут на части, — закончил он.

— В какой момент я тебя разбудила? — тихо и снова очень осторожно спросила Алиса.

— Когда они пришли. Когда нужно драться.

— Ясно, — уголком губ улыбнулась она. — Поэтому ты на меня и накинулся.

— Да, — и замолчал наглухо.

Вот, значит, как, подумала Алиса. Он был палачом — или кем-то, кого ненавидели люди. А может, он пошел против своего начальства, и его приказали казнить. Палач, которого самого жестоко убили.

В целом понятно… Хоть не ясно, где это происходило. А вот когда — можно догадаться. Наверняка, чуть более пятисот лет назад.

Видя, что он вроде успокоился, хоть и не настроен разговаривать, Алиса повернулась к нему (держась чуть на отдалении), подперла голову рукой и тихонько произнесла:

— Доминик, ты ведь понимаешь, что это … может быть то… что было с тобой прежде. И… что если вспомнить, понять… Может быть, ты сможешь перестать работать «этим». Перестать быть смертью.

Он дернулся, повернулся к ней. В глазах сверкнул… кажется, страх. И боль. Рука неожиданно протянулась в ее сторону и властно легла на ее щеку. Большим пальцем он подцепил и сжал ее подбородок.

— Запомни, — сказал он, жаля ее взглядом, словно залезая в ее разум. И при этом сам внутри словно разрывался он чего-то непередаваемого — Я не могу думать об этом. Нельзя! Никогда! И из «этого» нельзя выйти. Это — моя суть. Мы не перестаем быть собой. Я не сменю работу. Не говори мне об этом! Не говори, слышишь!

Лицо приобрело хищное, страшное выражение, рука державшая ее лицо, напрягалась сильнее.

— Хорошо… — Алиса мягко коснулась его кисти, словно хотела укротить дикого зверя. Таким он сейчас и казался. Отвела его хищную руку от своего лица. — Хорошо… Я поняла. Только не волнуйся. Пожалуйста…

Доминик снова выдохнул и откинулся на спину.

— Прости. Пожалуйста… — с болью в голосе произнес он. — Я, правда, не могу об это думать. Нельзя. Но… я не хотел тебя пугать.

— Хорошо… — как можно спокойнее произнесла Алиса. И начала вставать. Похоже, сейчас ей лучше всего уйти. Нужно будет — опять придет и разбудит его. Не побоится. Но…

— Не уходи! — Доминик дернулся. Резко перевернулся, и навис над ней, поставив локти с двух сторон от Алисы. Сердце забилось сильнее от тревоги и острого, всепоглощающего ощущения его близости. Хищной, сильной близости. Опасной и сладкой.

Черные глаза пылали.

— Это все?! — спросил он. — Ты… не сможешь … быть со мной после этого? Или… Все же… Ты примешь меня? — его лицо перекосило, в глазах сверкнула надежда.

— Я попробую… — шепнула Алиса тонко и тихо. — Попробую принять…

— Прими меня… как есть, пожалуйста… Потому что… Я не могу без тебя, — горячие губы приближались к ее лицу, медленно, уверенно и неуверенно одновременно. — Если ты … не можешь быть со мной… я умру, — выдохнул он.

— Ты не можешь умереть. Ты смерть, — вырвалось у Алисы — как стон, сквозь срывающееся дыхание.

— Не знаю. Мне кажется… умру, — он склонился совсем близко, твердые губы коснулись ее губ — легко, словно ожидая ее реакции. Отстранились, остановились в миллиметре он ее кожи. Его дыхание тоже срывалось.

— Алиса… Нежная, маленькая, милая… — одной рукой он коснулся ее волос, прижался к щеке. — Лю… — и осекся.

— Скажи…это… — прошептала Алиса, ловя взглядом его глаза.

— Любимая… — отчаянно выдохнул он прямо ей в губы.

И, словно нырнул, накрыл ее губы своими.

А Алиса…

О Господи! Мне все равно кто он.

Я ведь люблю его.

Сильная горячая рука исступленно смяла шелковую ночную рубашку, жарко коснулась кожи, заставила выгнуться навстречу. Губы то сладко терзали ее, то отпускали, и он ловил ее тонкие стоны, шептал: «милая, нежная… Алиса… любовь моя…маленькая…».

И она провалилась… «Упала» в его руки. В его жизнь, в его мир.

А, может быть, снизошла в его преисподнюю?

***

Проснулась Алиса с ощущением тяжести и надежной защищенности одновременно. Ну да… конечно, понятно, откуда тяжесть. Голова ее покоилась на груди Доминика, а сильные тяжелые руки обнимали ее, да и нога (здоровая) запуталась где-то между его ног.

Но, как ни странно, было удобно. Ощущение счастья заливало изнутри и снаружи. Непривычного, незнакомого прежде счастья. Ни с кем из ее парней в прошлом не было и сотой доли тех умопомрачительных чувств, что переживала она с ним.

Алиса тихонько поерзала, приподняла одну его руку, другую, выскользнула и легла рядом на бок, погладила мощную грудь, наслаждаясь ощущением гладкой смуглой кожи. Доминик чуть улыбнулся, не открывая глаз. Он еще спал…

Крепко, сладко, глубоко, без вздрагиваний и метаний, без криков и стонов. Просто спал. И откуда-то Алиса точно знала, что когда она рядом — ему можно спать. Он не увидит кошмар своего прошлого, если подле него она.

«Буду охранять его своей любовью!» — с улыбкой подумала она.

В глубине души она понимала и сейчас, что его воспоминания, загнанные в неведомые глубины подсознания, еще дадут о себе знать. Что ее жизнь с тем, кто, вероятно, стал смертью в наказание за былую жестокость, не может быть безоблачной. Он не хочет, вернее не может, расследовать это. Наверно, им просто запрещено, это может сделать их «нетрудоспособными» или что-нибудь в этом духе. Но сама Алиса собиралась тихонечко продолжать изыскания на этот счет. Она, как минимум должна разобраться, кем он был. Нужно лишний раз прошерстить в библиотеке литературу о пятнадцатых-шеснадцатых веках…