Служа в армии на самой окраине СССР, я продолжал формировать свою коллекцию: мама присылала мне на адрес воинской части купленные ею издания, которые, как она знала, меня обрадуют. (Вернувшись из армии, я узнал, что мама, сама заразившись моей страстью к творчеству Вознесенского, писала Андрею Андреевичу письма, в которых и от своего, и от моего имени объяснялась в любви к его поэзии, благодарила, что он принимает участие в творческой судьбе сына. А однажды в день его рождения приехала на Красносельскую с букетом цветов, оставив его у двери поэта.)

Работая над книгой, перебирая коробки с бумагами, я наткнулся на конверт с письмом Вознесенского, присланным на мамин рабочий адрес в дорожно-строительную организацию № 6, где она работала машинисткой. Как я понял, письмо Андрея было ответом на ее взволнованное сообщение о том, что меня вот-вот должны призвать в армию. Зная о расположении ко мне Андрея, мама, видимо, обратилась к нему за советом. Письмо написала втайне от меня, и адресат, следуя «правилам конспирации», написал ответ ей на работу.

«16. VII. 60

Милая Татьяна Ивановна!

Очень рад Вашему письму и тому, что Вам понравилась моя «Мозаика». Спасибо. Когда выйдет московский сборник, я пришлю его.

Теперь о главном. Стихи Феликса очень свежи и талантливы. Уверен, что его ждет большое будущее. Я очень люблю его, слежу за его успехами, и меня очень взволновали Ваши слова о призыве в армию. Армия ему сейчас ни к чему. Москва, мне кажется, – тоже. Ему нужен институт (но ни в коем случае не Литературный институт имени Горького! Он там погибнет).

Пусть поступит во Владимирский пединститут. Его примут. Если будет необходимо, зайдите там к Евдокии Максимовне Аксеновой или парторгу и попросите от моего имени.

Вот он и не пойдет в армию, получит образование и не оторвется от владимирской почвы. Для стихов времени хватит – занятий там немного. Только не откладывайте!

Поймите, дорогая Татьяна Ивановна, кроме счастья иметь такого талантливого сына, на Вас лежит ответственность за его судьбу.

Желаю успехов Вам и Феликсу. Напишите обязательно, как устроятся его дела. Спасибо за приглашение.

Ваш Андрей Вознесенский».

Но так сложилось, что, несмотря на старания мамы и добрые советы старшего друга, в армию я все-таки попал и благополучно отслужил там три года. По ночам под храпы уставших однополчан продолжал писать стихи, иногда отправляя их своему наставнику.

Как радовался, когда получал от него подарки: тоненькую книжечку «Парабола» (1960), фотографию с надписью на лицевой стороне и письмом на оборотной, газеты с его публикациями, поздравительные с днем рождения телеграммы…

Особенно ценной мне видится та часть архива, которая включает, наверное, большинство публикаций в периодике, касающихся острой полемики о поэзии Андрея Вознесенского и его друзей-соратников – Евгения Евтушенко, Беллы Ахмадулиной, Роберта Рождественского, Булата Окуджавы, Владимира Соколова и других поэтов. Это были оттепельные пятидесятые-шестидесятые годы, когда молодая новаторская поэзия завоевывала сердца и души людей, уставших от официальной тарабарщины стихотворцев сталинской эпохи. Поэты смело говорили мужественную правду о том, что было вчера, не боясь заглядывать в будущее. Самым популярным словом в то время, как мне кажется, было слово «свобода». Новые веяния в литературе коснулись и литературной критики. Старое цеплялось за вчерашний день, полемика в журналах и газетах, а также в тысячах записок, присылаемых на поэтических вечерах в Политехническом музее, в Концертном зале имени Чайковского, в Театре на Таганке, в Лужниках, достигла самого высокого накала.

В материалах, фанатически собранных мною, в критических опусах тех лет видно, насколько неожиданно, не дав опомниться литературным ретроградам, молодая поэзия ворвалась в нашу жизнь. Особенно желчным нападкам подвергался едва ли не самый яркий среди многих Андрей Вознесенский. Его поэзия взывала к спорам, к яростному противоборству с тем, что тянуло назад, в прошлое. Кстати, особо интересна резкая, неоднозначная оценка ранней деятельности поэта такими яркими литераторами, как Наум Коржавин, Андрей Синявский и Станислав Рассадин.

Сложенные в картонные коробки вырезки, публикации, автографы я всегда возил с собой, куда бы ни забрасывала меня судьба: три года службы в армии, короткое время, прожитое во Владимире, три года работы в курганской областной газете «Советское Зауралье», переезды в Москве из квартиры в квартиру…

Мне кажется, что эти уникальные материалы представляют несомненный интерес не только для любителей поэзии, но и для тех читателей, которые не знают, какой напряженной была борьба в литературе и за литературу в переломные для всего двадцатого века десятилетия.

Корнелий Зелинский

Дыхание новой поэзии

… Вот, например, стихотворение, написанное не знаменитым поэтом старшего поколения, подобно Твардовскому. Это поэтическое высказывание молодого архитектора, только начинающего свой путь в поэзии, – Андрея Вознесенского. Но оно характерно именно потому, что, пожалуй, лучше всяких объяснений даст почувствовать психологию нового советского человека, особый угол зрения или восприятия, чувство широты, романтику дерзости, гордость своей сопричастностью к делам народа, необозримость целей. Молодой архитектор в августе этого года стоял среди сотен тысяч людей, слушавших речь Н. С. Хрущева на большой площади при открытии величайшей в мире Волжской гидроэлектростанции им. В. И. Ленина, созданной в стране социализма. Он написал:

Мы – противники тусклого,

Мы приучены к шири —

Самовара ли тульского

Или Ту-104.

Бесшабашно, по-русски,

Быстриною блестят

Широченные русла

В миллиард киловатт.

В этом блещущем крае,

Отрицатели мглы,

Мы не ГЭС открываем —

Открываем миры!

И стоят возле клуба,

Описав полукруг,

Магелланы, Колумбы

Из Коломн и Калуг…

Враг скажет: это пропаганда. Друг скажет: это правдиво, как исповедь. Но это не то и не другое. Это дыхание новой поэзии, нового восприятия мира.

«Литературная газета», 1958

Лев Ошанин

С Вознесенским – редчайший случай…

У некоторых из поэтов стихи очень интересны и по форме. Самая привычная, всем уже знакомая и поднадоевшая тема под свежим пером иногда поворачивается совершенно по-новому. Скажем, сколько было стихов о дорогах, а вот прислал свои стихи никому из нас не известный до сих пор Андрей Вознесенский:

Дорожная

В одном вагоне – четыре гармони.

Четыре черта в одном вагоне!

Четыре чуба, четыре пряжки,

Четыре,