Мне нужно подумать еще, и побыть одному. Я очень тебя люблю, но отношения наши с тех пор, как я пришел в твой дом, очень изменились. Ты относишься ко мне как к гостю, ни на минуту не оставляешь в покое. Хлопочешь, полотенце подаешь, щебечешь обо всем. Пойми, мне тяжело. Постоянные разговоры о жене, которые ты затеваешь, обсуждая ее неправильное поведение и подчеркивая свои преимущества, меня начинают бесить.

– А как же я?

– Жена тоже спрашивает: «А как же мы с ребенком?» И обо мне все почти забыли. Жена спрашивает об имуществе, материальной помощи, выполнении супружеского долга, когда прихожу. Клянется, что будет терпеть мои загулы и походы к тебе, лишь бы я вернулся.

– А как же я в Новогоднюю ночь останусь без тебя, есть ведь примета, с кем встретишь, с тем и проведешь…

– Ну, все. Понимания, видимо, я и здесь не найду. Главное от второстепенного не можешь отличить? Ты о празднике печешься, а мне отвертку под лопатку засовывают в виде детских переживаний. Я поеду к ребенку! Приеду к тебе, как только он уснет.

– А мои переживания тебе безразличны?

– Нет. Я буду писать тебе, телефон не выключу. Да пойми ты! Я люблю тебя, хочу быть с тобой. Ребенок же не виноват. Если для тебя Новый год так важен – поезжай, куда планировали, я позже подъеду. Очень хочу не испортить тебе праздник. Останусь – будет хуже. Когда сын заснет, я не стану оставаться. Меня ни стол, ни белая пушистая жена не остановят.

– Если уйдешь сейчас – ты меня потеряешь.

– Ну и дура.

Вот такой у нас с Антоном состоялся диалог. Что мне делать, доктор? Ворвался в жизнь человек, занял центральное место в жизни, внушил мне, что я люблю его, признавался в любви, объяснил, как обстоят дела, – что в семье оставаться не собирается, при первой возможности станет жить со мной. Познакомился с моей мамой, пообещал развестись и просил ее благословения на наш брак. Через месяц пришел ко мне с вещами, сказал, что ушел навсегда, и теперь он мой. Я встречалась с ним два года, отношения развивались по нарастающей, чувства – через край. Желания быть вместе у нас только прибавлялось. Не уставала ждать, радовалась, когда приходил, мирилась с тем, что ему нужно возвращаться в семью, чтобы доделать дела, урегулировать вопросы развода и дать жене привыкнуть, что все кончилось. Я хочу понять, зачем он каждый вечер уходил от меня все эти два года, если только сейчас так остро стал вопрос его ухода из семьи?!

Я точно знаю, что Юля, его жена, знала о том, что я существую. Знала мое имя, как выгляжу. Два года – достаточный срок, чтобы попробовать вернуть его в семью, наладить отношения».

Я ответила ей так:

– Анжела! Твои переживания мне понятны. Видимо, Юля надеялась, что Антон нагуляется и вернется. Смирилась с его походами к тебе, дабы не расшевеливать ситуацию до революционной. Сейчас Юля не может согласиться с тем, что кто-то из женщин оказался лучше, понимает, что даже ребенок не связывает их.

Тактика жены мне понятна. Она понимает, что если бы не нежное отношение Антона к ребенку, тревога и забота о нем, она мужа давно бы рядом не наблюдала. Ноги б его не было в доме. Она, думаю, это все уяснила из их разговоров о разводе. Помнишь, он рассказывал, что Юля обещала чинить препятствия ему в общении с ребенком, кричала, что ей не нужны алименты и она прекрасно обойдется без участия супруга в воспитании? Антон жаловался тогда, что напряжение таково, что каждый визит в бывшую семью на протяжении двух месяцев, что он жил у тебя, смахивает на поход разведчика в стан врага. Теща лезет, куда не просят, ребенку внушают, что папа плохой. Сын грустный, отвечает односложно: «Да, нет, не знаю». Возлюбленный твой чуть ли не на ушах стоял, чтобы развеселить малыша, а он потом шептал ему на ухо: «Пап! Ты очень хороший, я тебя люблю. Мама говорит, что ты негодяй и очень плохой, но я ей не верю. Она говорит, что ты бросил меня навсегда, а я знаю, что ты будешь приходить, когда сможешь».

Выпросить у Юли малыша, чтобы сходить с ним в кино, невозможно. Встречи только в ее присутствии, под ее шипящие комментарии и грохот посуды на кухне.

Антон и сын тянутся друг к другу. Наличие мобильной связи помогало им иметь практически ежеминутное неподцензурное общение, потом Юля стала прятать телефон, не разрешала брать его с собой, присутствовала при каждом разговоре. Диктовала, что говорить. Антон тайно научил сына посылать SMS, они убрали звук на мобильном и стали общаться. Рассказывали, как прошел день, желали спокойной ночи, пока однажды разъяренная мамаша не обнаружила потерю контроля. Юля отлупила сына, наорала на Антона, а потом пошла к психологу, слава богу, вовремя. Та – умная женщина, сказала, что эмоциональные привязки к детям разумные жены используют на пользу семье, для созидания, а не как оружие пыток и наказания отца. Юля поняла, что только добьется неуважения и ненависти сына и полного отторжения со стороны Антона.

Юля слегка подуспокоилась, перестала орать, призадумалась. И начала другую политику вести: «На меня-то тебе давно наплевать, но ребенок не виноват. Забирай его из школы. Сиди с ним в выходные, когда я буду занята», – говорила она. Антон не возражал, даже рад был побыть наедине с ребенком. Малыш первые дни с рук не сходил, а потом привык. Уделял отцу двадцать минут, а потом садился мультики смотреть. Антон бродил по пустой квартире, где прожил много лет с Юлей, перебирал книги, пытался найти хоть что-то, ради чего стоит оставаться в семье. Нет. Кроме ребенка, ничего не удерживало. И он ушел тогда к тебе, любимой всем сердцем и уже два года любящей и ждущей. Пришел и спросил: «Ты не будешь возражать, если я буду общаться с ребенком?». Ты ответила тогда: «Конечно нет». Помнишь, ты сама рассказывала мне все это? Все верно?

– Верно.

– Теперь давай рассмотрим по молекулам все, что он сказал тебе, и поймем, что он имел в виду, уходя сегодня. Думаю, ты знаешь, что значит выражение «неспокойно на сердце». Антон действительно в данной ситуации заслуживает сожаления и уважения. У него мечется сердце в ненавистную новогоднюю ночь между щемящим чувством вины перед ребенком и необходимостью сопровождать тебя, разнаряженную, на торжество к друзьям. Если все так, как он говорит, то его нужно понять и отпустить с легким сердцем. Почти совсем так же, как отпускала его домой, когда вы не жили вместе.

Зачем такая категоричность? Кому нужен этот формализм с боем курантов? Лично я тоже отношусь к праздникам с судорогами, обязательства посетить кого-то в день рождения, необходимость подарить подарок иногда вызывают только раздражение. Я и свой день рождения не люблю. По тем же соображениям. Если бы ты знала, Анжела, сколько конфликтных ситуаций, изломанных жизней и искуроченных судеб связано с этим формализмом! Налить бокалы, под речь президента сказать тост. Куранты, салют. Вынь да положь, будь со мной, улыбайся и резвись, да так, чтобы Станиславский ожил с криком «Верю!».

Анжелка! Да ты же собралась жизнь с Антоном прожить. Как ты себе эту ситуацию в голове разложишь, так и будешь жить, а как подашь друзьям «новость», так и поймут.

Он доверяет тебе, раз не стал прогибаться и униженно просить. Он только сегодня понял, что у вашей любви много недосказанного. Он увидел, что ты отказываешься его понимать, он надеялся на твое молчаливое согласие и верил, что чувствуешь его тревоги и жизнь у вас общая, но твоя реакция оказалась такой же, как у шестилетнего сына.