р. пишут на ценнике 49р. 99 коп. Грустно то, что, когда мы были не так сыты и не так хорошо одеты, у нас были более адекватные представления о достоинстве и гениальности.

И похоже на то, что российская реклама по своей вздорности превзошла американскую. Когда на самых трагических страницах фильма о Великой отечественной войне вдруг объявляется женщина с высоко поднятыми руками и радостным лицом, зритель в первую минуту приходит в замешательство: «хенде хох!», поднятые руки — это понятно, но чему тут радоваться? Из текста, сопровождающего эту теленеожиданность, становится понятным, что она попрыскала подмышки из баллончика, который тут же показывают крупным планом, и теперь они не так дурно пахнут. Но при чём тут война? И тут до тебя доходит, что это… реклама. И ты понимаешь, что мир сошёл с ума. И уж точно от алчности лишились рассудка «авторитеты», которые рулят телевидением. Мы имеем в данном случае дело с феноменом, сыгравшим роковую роль в истории человечества: отсутствием у тех, кому в руки попали большие возможности, чувства ответственности перед людьми.

Назойливый вирус рекламы заражает мозг, меняя представление о мире как о чём-то цельном, разумном на мозаику клипов с идиотскими сюжетами. В голове зрителя водворятся убеждение, что реклама — истина в последней инстанции. После того, как она вбита в голову, там не остаётся места для критического отношения, мировоззрения. Мир сужается до навязчивых рекламных образов, и в конце концов реклама вытесняет душу из человека, разрушая его личность. Реклама превращает жизнь дурака в праздник, а обладателя ограниченного ума в идиота.

Фрейд, понявший человека как сгусток эмоций, влечений и страстей, считал, что реальной движущей силой человека является не разумный расчёт, а удовлетворение глубинных желаний. Это помогло Э. Бернейзу, племяннику Фрейда, работавшему в США, решить проблему сбыта товаров, которые реально людям не нужны. Для этого надо было сделать так, чтобы возбудить в покупателях несбыточные желания, а потом исполнение их заместить на покупку чего то дешёвого и не нужного ему. Эта проблема была решена с помощью рекламы.

Конечно, реклама должна располагаться в специально отведённых для неё местах, куда бы человек обращался за нужной ему информацией, а не лезть так назойливо в глаза. Весь мир превращён владельцами телевизионных каналов в свидетелей их рекламного преступления. Оно не наказуемо по закону, вездесуще, обладает невероятной проникающей силой и крайне разрушительно. Если бы Зворыкину довелось сегодня посмотреть телевизор, он бы проклял себя за его изобретение.

Но неужели мир состоит из одних алчных дураков? «Иной раз включишь телевизор — можно сказать, зеркало нашей жизни! — посмотришь на неиспорченные интеллектом лица (в последнее время их в телевизоре стало в разы больше помещаться), расстроишься и выключишь. Ну его, это зеркало, какое-то оно кривое — измены, обманы, разделы имущества… Как ни грустно, но такие программы являются одними из рейтинговых». Где же это такое написано? В колонке редактора популярного журнала телепрограмм «Панорама» А. Блинова! По замечанию критика «сегодня мусор не выбрасывают, его перерабатывают в телевизионные шоу». По словам Блинова, всё это «вызывает ощущение, что мы живём в какой-то выгребной яме».

Один особенно удачливый изобретатель гламурной тележвачки на НТВ сам ласково называет свои программы «субботний дерьмомёт». Эти дурно пахнущие программы дополняются бессмысленным шумом и грохотом, сопровождающим даже вполне обыденные «Новости». Даёшь треш! Нагнетающие истерику голоса телеведущих невольно заставляют руку тянуться к кнопке «отключено» на пульте: только этих психопатов нам не хватает! Где вкус, где здравый смысл, где совесть? Ещё одна форма неочевидного, по меньшей мере для самих исполнителей, разрушения: «Хотели, как лучше…». Родители, беспокоясь о том, что вырастет из их ребёнка, слишком плотно опекают его, контролируя каждый шаг, за что он начинает тихо ненавидеть их; другие ни в чём не отказывают своему дорогому чаду, но вместо того, чтобы переполниться счастьем и благодарностью к ним, оно вырастает в убеждении, что весь мир существует только для него.

Вопиющие разрушения чаще всего творятся откровенными разрушителями. Прямота последних делает их уязвимыми в том смысле, что они довольно легко опознаются и поэтому обществу, как правило, удаётся организовать сопротивление им. Формами такого сопротивления служат традиции, табу, нравственные нормы, законы, работавшее в прежние времена международное право. Сложнее противостоять неоткровенной разрушительности. Но наибольшую опасность представляют изощрённые, а поэтому скрытые от взоров большинства совершенно не очевидные разрушители (п. 4). Например, которые обещают построить самое справедливое общество, где нет эксплуатации человека человеком, или борются за идеалы демократии. Или поглощены тем, чтобы вырастить из своих детей «хороших людей».

Так, девушка, выйдя замуж за однокурсника сразу по окончании института, через девять месяцев родила сына. Незапланированного, а поэтому и нежеланного. Как то это нарушило её жизненные планы, и всю вину за это она взвалила на ребёнка. Очень быстро он стал в её глазах средоточием всего плохого: всё он делает не так, то карандаш погрызёт, то что-то не туда положит и т. д. Так как она не работала, и ей особенно нечего было делать в их единственной комнате, почти без мебели, книг, она сосредоточилась на контроле за сыном, чтобы не допустить его скатывания в какую-то страшную пропасть, внятного описания которой у неё не было. Но пропасть была, и молодая мать предпринимала героические усилия, чтобы не случилось непоправимое, о чём ежедневно оповещала приходившего с работы мужа. Муж вначале не очень ей верил ввиду явного отсутствия в поведении крохи признаков распущенности, о которых постоянно твердила жена, потом смирился с ритуалом ежедневного отчёта супруги о том, что за день натворил сын (мягко говоря, страдающего сильными преувеличениями), а потом постепенно начал верить. Тем более, что появился младший братик, который во всём был лучше старшего, что их мама умела очень наглядно объяснять. Она хотела девочку (уже хотела!), но родился мальчик, пришлось с этим смириться, но эта неудача на её отношение ко второму ребёнку не повлияла.

Между тем мать, являвшая чудеса дальновидности, окончательно поняла, что из старшего сына ничего не получится, о чём не забывала ему сообщать по нескольку раз за день. И ничего плохого в этом нет, главное ведь правильно сориентировать его в жизни. А для этого нужны требовательность и строгость, строгость и ещё раз строгость. Мало того, что сын не знал ни ласки, не услышал ни одного доброго слова от матери, она постоянно подвергала его мелким унижениям и не гнушалась тем, чтобы нашептывать отцу всякие небылицы. Но кроме отца были родственники и знакомые, которые послушав её рассказы о сыне, невольно начинали её