– Зря вы так, – мягко заметил Раскона, дождавшись окончания монолога. – Герцог никак не мог предвидеть всех трудностей на нашем пути.

– Он знал, что посылает нас к этим, – ун-капитан выдал еще один длинный список «морских терминов», – жизнелюбам!

Забавно, подумал маленький тан. В море может отправить на дно шторм или превратить в ошметки вражеским ядром – но эти опасности отчего-то не вызывают у Энрике столь бурной реакции. А сейчас он разволновался… хотя ни одного зверя мы пока даже не видели. Неужели мы настолько скованы привычным? Невидимые цепи, которые, не замечая того, сам куешь для себя день за днем, пока не опутываешь себя с ног до головы – но при этом по-прежнему числишь себя свободным?! Как страшно…

– И вообще, – добавил ун-капитан полминуты спустя, – я не понимаю, как может любовь ко всем этим травинкам, цветочкам и зверушкам сочетаться с характером бешбешей?! Они ведь просто дикари, от начала времен резавшие глотки за глоток воды или просто косой взгляд.

– Вполне нормально, – пожал плечами Диего. – Помню, в Гадроке у меня был солдат, который обожал птиц. Альберто Толди, он и сам был чем-то похож на птицу – высокий, щуплый, нескладный. Вечно носился с всякими выпавшими из гнезда птенцами, сломанными крыльями и так далее. А однажды я с ним и еще одним солдатом был в секрете, и так уж получилось, что дозор контрабандистов вышел прямо на нас. Стоило раздаться хоть звуку и все – в караване было человек сорок, местность они знали как собственный огород.

Раскона сделал паузу. Сейчас был день, жара и лес вокруг был совсем другим – но на какой-то миг сквозь зеленую пушистость елок вдруг проступили изогнутые черные тени горных сосен.

– Кажется, в тот миг я начал молиться, – сказал он. – И то же самое сделал второй солдат. Альберто же чуть помешкал – а затем прыгнул навстречу гадрокцам и убил обоих. Два взмаха ножом, невероятно быстрых – и все кончено. А ведь эти контрабандисты тоже ведь были не из простых, в дозор кого попало не ставят – но в тот раз они даже моргнуть не успели.

– Один пример – это не пример, как вы сами любите повторять! – засмеялся ун-капитан. – Конечно, люди бывают самые разные. Но чтобы целый народ проникся любовью к сорнякам…

– А эльфы?

– Длинноухие – это нелюди! – убежденно произнес Энрике. – Их нам постичь не дано, да и не нужно. Выжечь во славу Отца-Солнце и все!

О да, подумал Диего, выжигать мы умеем. Порой мне кажется, что именно это у нас получается лучше всего…

– Последний пункт противоречит первому, – заметил он. – Чем лучше ты изучил врага, тем больше возможностей для победы. Это правило справедливо для любого врага, будь то бешбеши, эльфы, о которых мы знаем столь мало или демоны из Нижних миров.

– В случае с эльфами, – проворчал ун-капитан, – это значит впустить к себе в разум ядовитую змею.

– Это значит, что заниматься этим должны особые люди, только и всего, – возразил маленький тан. – Змееловы.

Сказав это, Диего вдруг вспомнил, что эмблемой братства святого Эрлина является как раз сжимающая змею рука… и зеленая веревка из лозы в качестве отличительного знака. Никто в Иторене, да и вообще за пределами острова Факела не знал, чем занимается это немногочисленное, но как показали кое-какие события, весьма влиятельное братство. Слухи бродили самые разнообразные, а проверить их не представлялось возможным – монахи-эрлинцы очень редко покидали святой остров. По крайней мере, официально – на деле же, как полагал маленький тан, им достаточно взять обычную веревку взамен своей, а затем раствориться среди десятков таких же багровых ряс, что каждый день наполняют палубы двух тамошних паромов.

Интересно… могли они с Энрике нечаянно раскрыть одну из тайн Церкви?

– И все равно это было бы глупостью, – упрямо сказал ун-капитан. – Незачем драться на поле, где враг силен, а уж в коварстве с длинноухими никто не сравнится.

Хотел бы я знать, подумал маленький тан, в чем же мы можем сравниться с эльфами? Их магия сильнее, их боевые умения вызывают зависть и оторопь. Равно как и способность избегать «честного боя» в понятии людей – на голой равнине и в соотношении двадцать к одному.

– И вот это все, – добавил Энрике, сделав при этом широкий взмах рукой, – последствия такой глупости.

«Все» в данном случае означало дворец, город и далее – от океанского берега до восточных границ Асадобада.

– Один-единственный эльф-отступник смог отравить разум стольких людей!

– Если он и в самом деле был эльфом.

– Ну это ж всем известно.

– Всем – это кому? – весело спросил Диего. – Толпе? Она любит простые ответы. А если говорить, к примеру, про ученых мужей… месяц назад в тарримском университете я присутствовал на одном любопытном диспуте. Заявленной темой было: «Зеленый мессия – полукровка или же воспитанный эльфами человек?» Было весьма интересно послушать…

…и я даже позволил им доспорить, мысленно закончил он. И лишь потом приказал страже надеть кандалы на одного из диспутантов.

– А сами вы что полагаете?

– Сам я предпочитаю не полагать, а знать! – убежденно произнес Раскона. – Знания же наши про эльфов, как я уже сказал, обидно малы. Возможно, казнь прорастанием древа у них считается обыденной, возможно – приберегается специально для отступников.

– А может, никакой казни не было вовсе, – включился в гадание ун-капитан. – Толику иллюзий – дикарям ведь много не надо! – и готов мученик-основатель религии!

– Звучит не очень правдоподобно, – Диего не стал напоминать, что мученик имеется также в основе их собственной религии.

– Если Мессия остался жив, почему эльфы не предъявили его парой веков позже, когда его последователи стали значимой силой? Неужели длинноухим проще терпеть бесконечные стычки?

– Чем признаться в обмане? А запросто! – увлекшись, Энрике выпустил эфес и, уже на следующем шаге споткнувшись о саблю, чуть не улетел кувырком. – И потом, разве их стали бы слушать?

Хороший довод, мысленно согласился Диего. Вряд ли предки Падишаха жаждали остановить победный натиск своих орд – а «оживший» Мессия был как раз тем, кто способен был это сделать. Воистину, судьба любит хорошую шутку: основу веры для одной из самых воинственных империй заложил человек – или эльф – всего-навсего пытавшийся объяснить свирепым кочевникам, что наивысшая ценность в мире – это жизнь во всех ее проявлениях. Он-то надеялся превратить пустыню в свой Райский сад, а не заливать ее кровью. А еще…

– Вы слышите?

– Да. Похоже на музыку.

– Похоже на игру на одной струне, – поморщился Раскона. – Причем играет гоблин.

– Вы слишком плохого мнения о зеленокожих, – возразил ун-капитан. – Среди них встречаются прирожденные барабанщики.

В первый миг маленькому тану показалось, что тропинка выводит прямо к пропасти. Но приглядевшись, он понял, что выход из леса и обрыв – на деле являющий собой край дворцовой крыши – разделяет не меньше семи футов. Просто слишком резким был переход – от лесной тени к ослепительным лучам открытого пространства, подумал Диего и, отодвинув заколебавшегося Энрике, решительно шагнул вперед.