Крепко уснуть опять не удалось: мое легкое беспамятство нарушил Паталог, но я быстро его простила, потому что он принес суп. Поесть, правда, разрешил не сразу, а только после того, как я выпила чашку горячего липового чая. Сытое тепло разлилось по телу, вытесняя ломоту; меня разморило и снова потянуло в сон.

В чередовании легкой дремоты и лихорадочных пробуждений прошел весь день. Я так и не увидела Джейсона во время этих коротких проблесков сознания, а вот Паталог заходил довольно часто: измерял температуру и насильно заставлял пить. Не могу сказать, что его усилия пропали даром: я чувствовала себя лучше, а к утру, обильно пропотев за ночь, даже попыталась пройтись по лазарету – вдоль окон и к столу в прихожей. Обычно мой маршрут занимал лишь путь от кровати до туалета. Паталог пресек эту попытку разгуляться и угрозами отобрать шлепки и лишить супа снова загнал под одеяло.

– Завтра опять свалишься, – возражал он в ответ на все мои доводы, что я чувствую себя лучше.

А когда я начала жаловаться, что мне скучно лежать, принес кипу старых медицинских журналов.

– Ты и правда врач? – удивилась я, рассматривая каталог с лекарствами и оборудованием.

Вместо ответа где‑то вдалеке с надрывом завыла сирена. Я вздрогнула, роняя журнал.

– Что ты забыл в этом аду? – Я чувствовала, как на глаза наворачиваются слезы: скоро еще пять человек лишатся жизни.

Паталог нахмурился.

– Ты в Ираке не была, вот там – ад, – бросил он и ретировался во избежание новых вопросов.

Такая реакция заставила всерьез задуматься. Отправиться в Ирак по доброй воле могли лишь военные, журналисты, врачи гуманитарных организаций и туристы‑экстремалы. Паталог, хоть и претендовал на звание служителя Гиппократа, внешне не подходил ни под одну из этих категорий. Логическая цепочка провисала, требуя подкреплений фактами, и я занялась их поиском, устроив в лазарете обыск: проверила шкаф, тумбочки, стол в прихожей и даже заглянула под кровати. Единственной и бесполезной находкой стал выглаженный медицинский халат, сиротливо висевший в шкафу. Судя по лохматым островкам пыли на плечах, им давно не пользовались. Прошлое Паталога скрывал не менее плотный слой.

– Кто же ты такой? – разочарованно пробормотала я, обыскав карманы халата, но не найдя там ничего, кроме забытой упаковки от бинта. – И что тебя здесь держит, если ты действительно врач?

Я не собиралась сдаваться и, когда Паталог принес обед, принялась приставать с вопросами в попытке вывести на откровенность и в надежде на новую подсказку.

– Какое у тебя настоящее имя?

– Его я говорю только любовницам, – Паталог с ехидной улыбкой поставил ланч‑бокс на тумбочку.

Он думал, что я струшу или застесняюсь и отстану, но просчитался.

– Я сегодня немного не в форме, – я театрально высморкалась в салфетку. – Может, сначала скажешь, а потом закрепим обязательства?

– Извини, сначала аванс.

Снабдив меня каплями для носа, Паталог ушел. Но меня уже было не остановить. Дождавшись следующего визита, я снова кинулась в атаку.

– Симпатичные «кроксы», – задумчиво начала я, покачивая ногами и поигрывая висящими на них шлепками. – Сделано в США. Дома покупал?

– Подарили. – Паталог залил кипятком очередной пакетик с липой.

– А давно? – уцепилась за повод я. – В смысле, когда у тебя день рождения?

– Хочешь поздравить?

– Мечтаю, – кивнула я. – Только не знаю, что на открытке написать. Дорогому… Джо? Нику? Биллу? Или, может быть, Стивену?

– Калигуле, – отрезал Паталог, сунув мне в руки горячую чашку.

Он ушел раздраженным, а я задумалась. Я вовсе не собиралась его злить, но сознательно провоцировала, не зная зачем. Будет большой ошибкой нажить врага, к тому же Паталог являлся единственным, кто со мной разговаривал. Не ставил перед фактом, как Джейсон. И не отмахивался, как Сатир. А именно общался, пусть и неохотно. Мне нужен такой друг. Вот только в попытке его завести я перегнула палку. Проанализировав ошибки, к новой встрече я сменила тактику.

– Прости, что достаю, – начала я, едва Паталог переступил порог лазарета. – Я здесь меньше месяца, но нервы уже ни к черту.

– Антидепрессантов не держим, извини, – он покрутил в руках градусник и неожиданно перешел на заговорщицкий шепот: – Но по доброте душевной могу накапать хлороформа.

Я хмыкнула. Паталог улыбнулся, доливая в чайник воды. Напряженность в общении снова исчезла.

– Если хочешь, я больше ни слова не скажу, – механически гоняя ложкой пакетик с чаем, пообещала я. – Если, конечно, тебе самому не захочется поболтать.

– Почему женщины такие разговорчивые?

– Ну, знаешь, ты тоже не молчун.

– Не испытывай мое терпение и пей, – Паталог шутливо пригрозил мне пальцем.

Изобразив на лице обреченность, я сделала глоток.

– Я пристала с именем, потому что не могу обращаться к тебе, как все остальные… – пояснила я, снова взявшись за ложку. – Это… мрачное прозвище.

– Какое есть, – он пожал плечами. – Но ты можешь называть меня как угодно.

– Доктор Зло? Доктор Кто? Или доктор Хаус?[1] – все еще улыбаясь, я пригубила чай.

– Сойдет. Главное – не доктор Дик.[2]

Чуть не подавившись, я расхохоталась, расплескав на одеяло половину содержимого чашки. Мы просто обязаны сойтись – с таким другом не соскучишься. Пока Паталог шуршал на столе в прихожей упаковками со шприцами, я выскользнула из‑под одеяла и дошла до туалета, по очереди теряя шлепки. Ближайшее окно выходило на соседний барак, где трое широкоплечих парней в камуфляже разгружали пикап с мешками, набитыми грязным бельем.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ – Тут даже прачечная есть? – в очередной раз поразилась я обустройству лагеря – организаторы не жалели денег для удобств персонала.

– А ты думала, мы ждем, пока грязь сама отвалится? – усмехнулся из‑за перегородки Паталог. – Здесь одних скважин штук пять.

Наблюдая за разгрузкой, я поежилась. Надеюсь, Джейсон сегодня не планирует стирку. Иначе под матрасом его ждет интересная находка. Когда вернусь в трейлер, нужно будет найти тайник понадежнее.