— А то! Ведро взяла у проводницы и окатила холодной водой. Он едва головой не проломил верхнюю полку, подпрыгнул и орал ещё минут десять отборным матом. Как нас милиция не загребла, до сих пор не понимаю.

— Это не мой брат!

— Да-да, Влад Веселов серьёзен, как бактериофаг!

Настя смеялась, представляя пьяного брата в восемнадцать лет, орущего на весь плацкартный вагон «Аве Мария», и не могла остановиться. Теперь-то он серьёзный, занимает важную должность, предпочитает одежду итальянский домов мод и заказывает вертолёт, чтобы посмотреть на Аккемскую долину с высоты птичьего полёта.

— Так что не накручивай себя из-за экзаменов. Немного отдохнёшь, осмотришься, всё решим, — Ник подмигнул, встал и подал Насте руку. — Спать?

Спальня находилась на третьем этаже. На втором было несколько гостевых комнат, как сказал Ник, но свои вещи и вещи Насти он отнёс на третий этаж. Огромное, под стать дому, помещение вмещало в себя только гигантскую кровать с изголовьем из натурального дерева, перетекающим в две прикроватные тумбы, и заканчивалось окном в пол с тяжёлыми, тёмными гардинами. В отличие от всего дома, где на окнах либо не было занавесок, либо висели светлые, полупрозрачные, декоративные, никак не скрывающие ни жильцов дома от окружающего мира, ни окружающий мир от жильцов. Из спальни выходило три двери: в коридор, откуда и зашли Настя с Ником, в гардеробную комнату, поразившую своим размахом, — Настины несколько футболок и ветровка смотрелись на хромированных вешалках как бедные родственники, — и в ванную комнату.

В ванной Настя застыла. Помимо белоснежной раковины на столешнице такого же кипенного глянца была установлена душевая кабина — огромная, как и всё остальное в этом доме, за стеклянной ширмой, с несколькими лейками, множеством режимов и даже подставкой, чтобы облокотиться с комфортом или сесть. И, наконец, ванна — белая, большая, овальной формы, напоминающая небольшой бассейн. На третьем этаже… Настя не понимала, как эта конструкция, наполненная водой, не проламывает пол. Хозяин дома был оригиналом и не самым прагматичным человеком на свете. Композицию завершал зеркальный потолок и зеркальные же вставки в полу и стенах, создавая впечатление почти бескрайнего помещения.

— Ты хотела принять ванну по-человечески, — сказал Ник, присаживаясь на край ванны и настраивая воду. — Твой шанс.

— Получается по-королевски, — Настя улыбнулась. — Никогда не видела ничего подобного… — она обошла ванную по кругу, проводя рукой по кафелю, мрамору, зеркалам и граниту. — Твой приятель богатый человек…

— В общем, бедным его назвать нельзя, — согласился мужчина.

— А ты давно его знаешь?

— Давно.

— Странно, а я никогда не слышала про этого приятеля. Влад его, выходит, тоже знает.

— Слышала, просто не помнишь, как и про меня, — Ник отвлёкся на воду, а потом протянул два пузырька с пеной для ванны, на выбор. — Персик или малина?

— А может, это приятельница? — Настя уставилась на Ника. Откуда у приятеля пена для ванны эксклюзивной марки косметики? Почему-то снова засветилась в голове лампочка с надписью: «Аллочка». Как ни уговаривала себя Настя не ревновать, ничего у неё не получалось. Была бы она старше, наплевала бы на всех Аллочек скопом и получала удовольствие, а она, девятнадцатилетняя, стоит посредине шикарной ванной комнаты в поражающем воображение доме-тереме, рядом с красивым, взрослым мужчиной и мается от необоснованной ревности. Не дура ли?!

— В некотором роде, — ответил Ник и вышел из ванной со словами: — Ныряй.

Всё-таки она форменная дура! Почему нельзя получить удовольствие от общения с интересным мужчиной, набраться сексуального опыта, отдохнуть с шиком и комфортом, раз уж представился случай? Почему Настя вечно что-то придумывает, говорит невпопад, удивляет сама себя то глупостью, то ревностью, то идиотскими вопросами…

— Сороки унесут, — улыбаясь, заявил Ник, когда вернулся через время.

Он быстро скинул одежду и без церемоний забрался в ванну к Насте. От Ника неясно пахнуло сигаретным дымом, скорей всего он курил айкос, хотя раньше Настя не замечала за ним пагубной привычки.

— О, тёпленькая пошла, — сказал, крутанув кран с водой.

— У?

— Точно заставлю пересмотреть кинокомедии, как минимум, — он дёрнул Настю за ногу, она проехала на попе и впечаталась в мужское тело, машинально упираясь ногами, расставив их в стороны.

Тут же руки Ника обхватили Настю и стали гладить по спине, ниже, перебираться вперёд, на грудь, живот, внутреннюю часть бедра. Девушка качнула бёдрами, закрыв глаза в удовольствии. В воде это ощущалось совсем по-другому. Горячая вода словно будила спавшую до этого чувственность, и Настино тело начинало отвечать на совсем лёгкие, невесомые ласки. Ник целовал её долго и исступлённо, почти фанатично, позже попуская, переходя на щемящую до слёз нежность.

Настя смотрела на происходящее со стороны, в зеркала, и не верила, что видит себя. Что длинноногая девушка, обхватившая ногами поясницу атлетически сложенного мужчины — это она. Что это её грудь, упругая, со светло-розовыми сосками, вовсе не маленькая для её телосложения, ложится в большую мужскую ладонь и млеет от тягучего удовольствия. Что это она бесстыже откинула голову, подставляя шею и грудь под поцелуи, а потом так же бесстыдно раздвинула ноги, позволяя себя ласкать. Что это её руки, найдя член, сначала изучающе скользили по головке, стволу, ниже, а потом и ласкали, пытаясь довести до логического конца, а Ник время от времени останавливал, прижимая её ладонь к бедру, шепча шутливые ругательства.

И это она, Настя, изнемогала от ласк и внезапного острого понимания, что сейчас Ник не остановится, от болезненного желания и собственных стонов. От проникновения, лёгкой боли, от мужского чертыхания вперемешку с восторгом и словами любви. И даже от того, как легко в них поверить, вот так, лёжа поперёк огромной кровати, засыпая на груди мужчины, который за ночь вошёл в тебя два раза, а в третий остановился усилием воли, сказав, что хорошего понемногу.

Настя не представляла, как она проснётся утром, какими глазами будет на него смотреть, что скажет ему. Она засыпала под утро удивительно счастливой и хотела, чтобы это счастье продолжалось вечно.

По её подсчётам на вечность им была отведена неделя, если с Белухи Влад с подругой решат возвращаться Аккемской тропой, пешком, как и мечтала неугомонная Наденька.

Настя просыпалась долго, со сладкой ленцой потянулась, приоткрыла один глаз и, убедившись, что в постели одна, снова закрыла, слушая птичий гомон.

В первое утро она удивилась, услышав разноголосье, почуяв запах прелых и цветущих трав, хвойного леса и озера. О том, что водоём может пахнуть — одурманивающей свежестью, рыбой, сочными травами, илом — Настя узнала только здесь, на Алтае. На следующее утро она закуталась в одеяло и сладко досыпала под птичий хор.