Мы считаем эту информацию важной, так как она описывает травмирующие ситуации, в которых, предположительно, произошел внутренний отрыв от окружающих и замыкание в себе. Мертвый брат означает, что у живых братьев и сестер есть опыт близости смерти, предыдущий брак означает оборванную связь с первым партнером. Пережитое в концлагере, как и то, что человек остается в живых после бомбежки, соединяет всех, на чью долю выпала одна и та же судьба. Суицид ложится тяжким бременем на всю семейную систему, но особенно на близких, то есть детей, супругов, родителей. Мы начали с самых близких к клиентке лиц в ряду братьев и сестер: с живого, а потом и умершего брата. Сначала г-жа Закс положила на пол по листу бумаги для себя и для брата и встала на свой лист. У нее потекли слезы, она дрожала, а, посмотрев на него, она почувствовала глубокое отчаяние — уже знакомое ей, но необъяснимое чувство. Я попросила ее встать на место брата. Он стоял сбоку, несколько отвернувшись, и в этой роли г-жа Закс была не в состоянии оторвать взгляд от пола. Она покачнулась и чуть было не упала назад. Она была очень взволнована, но в то же время физическое переживание жизни брата о многом ей рассказало. Взгляд в пол указывал на то, что там кого-то не хватало. Я положила на это место лист бумаги, олицетворявший умершего брата. У клиентки подкосились ноги, лицо исказилось от боли. Я предложила ей поддаться импульсу и встать перед братом на колени. Стоя рядом с ним на коленях, она поняла, насколько глубокой была связь ее живого брата с умершим. Она горько заплакала по обоим братьям. Потом она выпрямилась и снова встала на свое место. Я пододвинула к ней оба других листка, так чтобы она и братья стояли вместе. Теперь она смогла спокойно посмотреть на них обоих.

Лишь много месяцев спустя мы постепенно занялись другими трагическими событиями в ее семье.

Г-жа Бурхелл пришла на терапию из-за проблем с другом. В прошлом у нее было несколько связей, и все они, к ее сожалению, распались. Теперь она боялась, что новый друг тоже ее бросит. Когда во время сбора анамнеза я спросила ее о прежних отношениях, как свою первую большую любовь она упомянула мужчину, от которого в свое время забеременела. Поскольку он ребенка не хотел, а она была слишком молода, чтобы решиться родить в одиночку, она сделала аборт. После этого они разошлись. Рассказывая об аборте, она испытывала очень сильные чувства и плакала. «Я думала, что я все это уже переработала». Я попросила ее положить на пол по листу бумаги для ее нынешнего друга, для абортированного ребенка и его отца. Друг стоял рядом с ней, первая любовь на некотором удалении, отвернувшись, а лист для ребенка она положила прямо перед собой. Она стояла и растроганно, с тоской смотрела на ребенка. Я предложила ей «разрешающие фразы». Со слезами на глазах она произнесла: «Я бы так хотела тебя родить». Ее тяга к ребенку было очень сильна, и я дала ей подушку, которую она, как младенца, прижала к груди. «Я даю тебе место в моем сердце». Я повернула к ней лист бумаги, олицетворявший отца ребенка, и попросила ее сказать: «Жаль». Она кивнула и какое-то время дышала. «Теперь хорошо». Поскольку эта дуга напряжения подошла к концу, я немного отодвинула его лист и попросила ее повернуться к нынешнему другу. «Как он сейчас на вас смотрит?» — «С любовью». — «И как это для вас?» — «Хорошо». — «Что, если вы ему скажете: Посмотри, это так?». Она кивнула и выдохнула. «Хорошо. Я хочу подойти ближе». Я поставила ее рядом с ним. «Спасибо за все». — «Спасибо, что ты здесь». Она кивнула и сделала глубокий выдох. Я попросила ее сесть и собрала листы с пола.

Расстановка в воображении

В воображении образ можно развивать медленно и систематически Чаще всего важны бывают близкие люди, поэтому, выстраивая перед внутренним взором клиента систему семьи, в первую очередь мы начинаем с отца или матери. Далее я опишу основные модели этой работы, в которые вплетаются особые динамики каждого отдельного случая.

Первая интервенция начинается со встречи: в воображении клиент стоит напротив некоего человека, и мы исследуем, возможен ли между ними зрительный контакт и какое он имеет качество. Например, если напротив клиента стоит его отец: «Представьте себе, что перед вами стоит ваш отец и смотрит на вас!» Секунду или две клиент вживается в образ. «Как он на вас смотрит?» Клиент устанавливает зрительный контакт и определяет для себя качество взгляда отца. «Как вы на него смотрите?»

Повторяясь, язык и вопросы могут сначала показаться несколько однообразными, однако одна и та же структура вопросов очень полезна. Клиент получает новые содержания и импульсы всегда в одной и той же формулировке, которая благодаря своему однообразию не требует его внимания, и учится отслеживать небольшие отличия в их действии, а также произошедшие вследствие интервенции перемены.

Теперь внимание клиента направляется на его способ находиться в контакте. В течение нескольких секунд, пока длится пауза, терапевт наблюдает за физическими движениями и реакцией клиента. Точным индикатором здесь опять же является дыхание: если клиент остается расслабленным и продолжает хорошо дышать, то из этого можно сделать вывод — и при необходимости попросить клиента его подтвердить, — что зрительный контакт с обеих сторон хороший. Взгляд открыт и приветлив, сродни описанной Мартином Бубером (1923) встречей с «ты».

Когда мы обратимся к следующим, тяжелым отношениям, эти отношения можно будет использовать как ресурс для клиента, так как теперь он имеет представление о том, как воспринимается прямая, первичная встреча. Благодаря этому у него появляется модель того, какими качествами может обладать контакт с другим человеком.

Если же дыхание замирает или клиент застревает в процессах поиска, это указывает на то, что отношения не такие, какими они могли бы быть или какими их желает видеть клиент. Они вызывают бессознательную реакцию, которая вынуждает его действовать. Он (пока) сам не может решить, будет ли он действовать, но он чувствует себя вынужденным реагировать, что вызывает замешательство. В этот момент клиент может внезапно открыть глаза (если до этого они были расслабленно закрыты) , вопросительно посмотреть на терапевта, а потом — по собственной инициативе или в ответ на просьбу — снова их закрыть.

Возможно, в конце концов, клиент скажет: «Отец на меня не смотрит». Он произносит это с упреком или досадой, ему грустно, он обижен, разочарован или в отчаянии. Если мы обращаемся с образом как с реальным человеком, то мы задаем себе вопрос: «Куда смотрит отец? К чему приковано его внимание?» Возможно, из анамнеза нам известно, что очень рано умерла его мать. На этом основывается гипотеза, что взгляд отца направлен на мать и поэтому он ничего вокруг себя не воспринимает, даже собственного сына. Мы проверяем эту гипотезу: «Что произойдет, если вы поставите за отцом его мать?»

По телесной реакции клиента мы видим, что бабушка придает отцу стабильность: клиент облегченно вздыхает и немного расслабляется. «Как сейчас чувствует себя ваш отец?» Происходящие в нем изменения соответствуют тем чувствам, которые могли бы завершить тогдашние процессы. Возможно, клиент видит, что его отцу грустно, возможно, отцу хочется подойти к своей матери намного ближе, возможно, во внутреннем образе клиента отец становится совсем маленьким, «как ребенок», возможно, он полон радости и жизни.