Чез сделал глотательное движение, открыл рот, взглянул на пакетик, закрыл рот и тихо прошептал:

— Мне не вынести ломки, это меня убьет. — Наши глаза встретились; исповедь наркомана шла из самой души. Ему действительно было очень плохо. Невыносимо. И очень хотелось играть свободного от слабостей мачо-страдальца, но наркотический дракон оказался сильнее.

— Разумеется, ты должен нам помочь арестовать ту сучонку и ее поставщика.

Быстрый взгляд, кивок, и Чез расплакался.

— Дай мне героин, и я скажу, что тебе надо, — проговорил он сквозь рыдания.

Мы с сержантом обменялись взглядами.

— Лучше дать, — сказал я. — Только проследи, чтобы все было стерильным.

Пока он ходил за шприцем, масляной лампой и другими приспособлениями, я заговорил с арестованным убеждающим тоном:

— Ты мелкая сошка, Чез, курьер, пешка. Она тебя использовала, а затем бросила на произвол судьбы. Но и Дениза не такая важная птица. В теперешней своей жизни — сумасбродная белая баба средних лет, только и всего. Скажи, разве я не прав? Не заказывает музыку, не тянет на себя скатерть. Ждет у стола, чтобы подобрать крошки. Согласен, ее крошки крупнее твоих, но в итоге это все равно лишь крохи. Потому что торговлей заправляют местные, так? Среди фарангов нет ни одного яо пор, все большие боссы — тайцы. Ты это знаешь не хуже меня. А теперь скажи, кого тебе назвала Дениза, чтобы убедить в полной подстраховке? Ведь только благодаря этому ты решил вступить в игру. Благоразумный парень вроде тебя никогда бы не пошел на риск, даже если ты ее трахаешь. Ей пришлось заручиться твоим доверием.

Вернулся Руамсантия с пластмассовым шприцем в стерильной упаковке, маленькой масляной лампой, куском алюминиевой фольги и положил все это на грубый деревянный стол в глубине камеры. Чез не сводил с него глаз. Сержант добавил пакетик с героином, и мы оба посмотрели на арестованного.

— Тайский армейский генерал, — сказал он срывающимся голосом.

— Фамилия?

— Зинна.

— Расскажи мне еще о генерале Зинне. Сколько раз вы с ним встречались?

— Всего однажды.

— Она показала его тебе, чтобы ты убедился, будто у нее все чисто?

Кивок.

— На тебя, должно быть, произвело впечатление?

— Зинна явился в форме в сопровождении солдат.

— Где проходила встреча?

— Откуда я знаю? Меня куда-то привезли, я не обратил внимания.

— Опиши это место.

— Большой дом, три этажа, полно земли, собаки, обезьяны.

Когда я перевел, Руамсантия уставился на меня:

— Он толкует о Хун Му.

— Да, да. — Чез узнал имя. — Му, так ее называли.

Хорошо.

— Слушай, Чез, справишься сам или прислать кого-нибудь на помощь?

— Справлюсь.

Я наблюдал, как сержант подтащил стол к тому месту, где арестованный был прикручен к решетке за лодыжки и запястья, и освободил ему руки. Чез немедленно сгорбился над столом, оторвал полоску фольги, насыпал на нее героин и, не обращая внимания на реакцию окружающих, принялся за свое постыдное дело. Я оставил его наедине с Руамсантей.

В заторе на пересечении Асок и Сукумвит, в этой черной дыре, где исчезает время, я попросил водителя выключить компакт-диск с тайской поп-музыкой, чтобы мы с Леком могли послушать «дорожно-пробочное» FM. В этот день Пайсит пригласил на передачу не кого-нибудь, а мою мать, намереваясь представить слушателям самую знаменитую и горластую из бывших проституток.

Видишь ли, фаранг, для фривольных развлечений настали тяжелые времена. Наше правительство вступило в очередную пуританскую фазу и решило подкорректировать ранее установленное время отбоя. Начиная со следующего месяца все бары должны закрываться в полночь. Естественно, индустрия торговли телом пришла в неистовство, и сой Ковбой должным образом мобилизовалась — не пропускали ни одного фаранга, не заставив его подписать петицию. Первым гостем Пайсита стал работающий в барах трансвестит. Лек слушал, не отрываясь.

Трансвестит низким голосом объяснил, что намерен возбудить против правительства иск за нанесение убытков и действия, ставшие причиной его жизненного краха. Он вырос мальчиком в Исикьерте, беднейшем районе беднейшего региона северо-востока страны. У него пять сестер и брат. Мать ослепла от катаракты, отец потерял здоровье, работая на жаре по двенадцать часов в сутки на рисовых полях. Сестры родили от тайцев-пьяниц, которые не поддерживают детей деньгами, а сами женщины, имея непривлекательную внешность, по эстетическим причинам вряд ли преуспели бы на бангкокской ярмарке плоти. Единственный брат страдает синдромом Дауна и нуждается в постоянном надзоре. Как самого привлекательного среди родни, его единогласно направили в большой город решать проблемы семьи. Взяв, сколько смогли, в долг и собрав все, что было в семье, родственники наскребли на операцию, которая превратила его в одну из самых сексуальных в индустрии шлюх. Это было единовременное капиталовложение категории высокого риска, и оно, после болезненного начального периода, стало давать дивиденды. Но именно в этот момент правительство своими глупостями с ранним закрытием баров подкосило только что оперившийся бизнес. Ни для кого не секрет, что основная часть работы в отрасли падает на период между полуночью и двумя часами ночи. В это время спиртное и вид обнаженных женщин (или трансвеститов) окончательно ломают сопротивление клиентов. У какого маньяка в правительстве возникла эта светлая идея? Никакой заботы о бедных слоях населения! Если у него не будет денег посылать семье, станет ли министр внутренних дел заботиться о его родственниках?

Пайсит обратился к моей матери, которая отнюдь не нуждалась в поощрении.

Нонг: Правительство не только режет курицу, несущую золотые яйца, оно к тому же гробит единственную в нашем феодальном обществе систему перераспределения средств. У этого правительства начисто отсутствует здравый смысл. Неужели оно полагает, будто мы разбогатеем, если станем такими же бесплодными, как Запад? Я была в Париже, во Флориде, в Мюнхене, в Лондоне, все эти места — не что иное, как населенные призраками музеи. Главное, что в течение трех десятилетий население Исаана жило благодаря тем малым суммам, которые дочери присылали из Бангкока. Города, дороги, магазины, фермы, буйволы — целые отрасли обязаны своим существованием нашим трудолюбивым работницам. Эти отважные девушки — выражение женского духа, поддерживающего, вскармливающего и наполняющего существование истинной жизнью. В них есть все, что присуще тайской душе с ее беззаветной преданностью и самоотверженностью. Они не требуют ни помощи, ни благодарности, не ждут восхищения, десятки лет назад перестали надеяться на уважение, но они — сердце нашей страны.

Пайсит: Ваше мнение, как на позицию нашего правительства повлияло то, что пишут в средствах массовой информации Запада?