И в комнате повисла тишина…

— …«Пошел бы тогда эксперт к следователю или нет?» — задумчиво повторил Евгений. — Это ты про меня?

— Конечно, нет. Это я о всеобщем принципе… А вообще, на эту тему говорить бесполезно, так как каждый конкретный случай — это случай! Я только хочу сказать, — продолжил Михаил, — есть люди, которые всю жизнь будут «брать» и ничего! Никто их за руку не схватит, а есть такие, которые сразу попадутся. Я не только экспертов имею в виду, а вообще…

— Карма у них такая, — хмыкнул Влад и пояснил: — И у тех и у других! А вот мне кажется…

— Стоп, стоп, стоп, господа Икх-Перты! Вы еще начните спорить о том, как решить проблемы коррупции в стране, — скептически прикрикнул Самуилыч. — Миша Биттер задал правильный вопрос, но на него должен ответить каждый в одиночку, наедине со своей… ну, если хотите, совестью, или что б не так пафосно — наедине со своим мировоззрением. И на этом все! Хватит! Это скользкая тема и правды мы ни от кого и никогда не услышим. Мы решили слушать и рассказывать об экспертной жизни и о том, что рядом с ней. В-о-о-н, Борис Татаренко, как мне ка-э-тся, рвется что-то поведать почтенному обществу?

Борис — здоровенный лоб под два метра ростом, с рыжеватой бороденкой, которая делала его похожим то ли на «тилихента 60-х», то ли на геолога-поисковика, накануне вернувшегося из экспедиции, слегка смутился, но откашлявшись, гулким голосом брякнул:

— Я уже давно хочу, да не знаю, куда свое вставить, вы все говорите да говорите…

Тут же, прервав Борин голос, раздался громогласный и дружный смех, вернее, натуральное ржанье, с чисто мужскими комментариями о том, что и куда вставляется. Отсмеявшись, Миша командует:

— Давай, Борис, вставляй… свое слово. — Миша снова хохотнул и договорил: — Мы внимаем. — И Боря чуть смущенно, начал:

— Я работаю в районном отделении. Наш городок и район это порядка 100 тысяч населения, ну или чуть больше. Работаем вчетвером, четыре эксперта, я имею в виду: одна экспертесса «сидит на живых», то есть занимается экспертизами и освидетельствованиями живых лиц. Таковых у нее порядка 1500 в год.

— Немало, — то ли одобрительно, то ли с сочувствием сказал Сашка Царюк.

— …Одна экспертесса врач-лаборант. На ней гистологические и судебно-химические исследования, ну и двое нас, экспертов-танатологов. Работы до фига — вскрываем по 500–600 трупов в год. Это на каждого, — пояснил Борис.

— Сочувствуем, согласны, что много! Считай, что отчет о работе принят, рассказывай о твоем интересном случае, — грубовато перебил рассказчика Зенин.

— В общем, мы в морге работаем вдвоем…

— Да, слышали уже, не тяни резину… давай уже, вставляй…

— …и вот как-то прихожу я на работу, как обычно, к 8 часам, а мне ночной дежурный санитар и говорит, что только что звонил заведующий и сказал, что он будет не раньше 10, а может, и 11 утра, так как его вызвали в суд. И просил до его прихода «вскрыть» в первую очередь вот этого, — и санитар протягивает мне документы и бумагу.

Я мельком глянул. Это было постановление о производстве экспертизы, причем уголовное дело еще не было возбуждено.

— А вопросов-то, а вопросов! — я глянул на вторую сторону и ахнул. — Аж целых 23. С ума сойти. Это что ж за случай?

Заинтригованный, я быстренько прошел в свой уголок-комнатенку, поставил чайник и принялся читать обстоятельства дела. А там все было просто: на караульной вышке, что входила в систему охраны исправительной колонии, ночью обнаружен мертвым караульный с огнестрельным ранением паховой области. Автомат АК‑74 — оружие этого самого бедолаги — лежал рядом. На одежде — отложения копоти. Вот такие дела.

— Ну, что делают в таких случаях? — задал в пространство Борис — и сам же ответил: — Правильно: пьют чай и идут на вскрытие. Что я и сделал. Однако когда пошел надевать рабочий халат, санитарка сказала:

— Борис Федорыч, а вы все прочитали в бумаге?

— Что — все? — и снова пробежался глазами по постановлению.

— Опа! И точно — вскрытие трупа не проводить без присутствия прокурора по надзору за деятельностью ИК — так было написано в самом конце. Как говорится в таких случаях — слушаюсь, — после чего я неторопливо разделся, улыбаясь мыслям! Как же, как же! Значит, прибудет сам Василий Ибрагимович Мерикулов! Колоритнейшая личность! Отец азербайджанец, мама русская, а сам Мерекулов — равная смесь то южной импульсивности с восточной осторожностью и одновременно хитростью, то чисто русского разгильдяйства и почти необъятной широты души. И поступков. И никто не знал, кто в каждом новом случае явится на вскрытие — то ли простодырый русак, то ли хитрован азербайджанец! Мы зачастую пари заключали на эту тему, кем окажется в очередную встречу прокурор Мерикулов — Васей или Ибрагимычем? А поскольку он, как прокурор по надзору за деятельностью столь специфисских организаций, как места заключений, особо в кресле не засиживался, ибо 4 исправительных колонии и одно СИЗО (тюряга, крытка) — кому как больше нравится, или, вернее, кому что привычнее — этого не позволяли делать, а потому он частенько посещал и наше заведение.

И если он являлся в облике Василия Мерикулова, то все бывает легко и просто. Все вопросы решаются в два счета, а доверие к экспертам проявляется неограниченное. А вот если к нам явится Василий Ибрагим-оглы, то… То тогда каждое слово эксперта подвергается сомнению, каждое заключение или экспертные выводы проверяются многажды, вплоть до запятых в тексте. Короче, для эксперта проще три очень гнилых трупа вскрыть, чем один, даже интересный, но с Ибрагимычем… Это вам не с Василием!

Вот и в этот раз мы, неторопливо попивая чаек, принялись гадать — кто же из Мерикуловых сегодня явится. Если…

— Салам алейкум, — раздалось от порога. И мы, вздохнув, переглянулись и отправились одеваться, не забыв пригласить Ибрагимыча — пока суть да дело! — испить чайку.

Ну а дальше началось исследование «объекта». Осмотрели одежду, отметив сквозное повреждение всех ее слоев в области, соответствующей паховой, затем аккуратно, чтоб не уничтожить следы копоти, порошинок, сняли ее с трупа и, свернув соответствующим образом, упаковали. Затем приступили к главному. Но уже при одном взгляде на рану у меня закрались нехорошие «чуйства». Рана — без всякого сомнения — огнестрельная, пулевая и диаметром около 5 мм, то есть причинена, скорее всего, пулей калибра 5,45 мм. А вот выходного пулевого отверстия-то и не было! Значит, пуля осталась в трупе, значит, искать!

— Василий Ибрагимович, а что, автоматы у охраны мелкокалиберные, — спросил я на всякий случай, и прокурор это подтвердил.

Ну а, зная, что такая пуля может натворить во внутренних органах и как может «прятаться», то непременная и обязательная задача извлечь ее и передать на экспертизу баллистикам и трассологам может оказаться сложноватой. Ха, если бы я знал в тот момент — насколько!