В плотную облачность над головой не лезу, перехожу в горизонтальный полёт, даю команду прибрать обороты моторам и держусь на тех же привычных трёхстах метрах. Немного болтает, но несущественно, даже не замечаю этого. Редкие осадки видно издалека и стараюсь их обходить заранее. Всё, уплыло назад устье Невы, и мы пошли над морем в сторону Кронштадта. Здесь и турбулентности почти нет, и осадки пропали. Можно начинать испытания.

К усилиям на колонке штурвала уже привык, оценил их силу и момент. Поэтому левой рукой сразу накручиваю колесо триммера в нужную сторону.

Оглядываюсь на Сикорского, вижу вопрос, киваю утвердительно и… Отпускаю штурвал, складываю руки на коленях. И тут же приходится перехватывать метнувшегося вперёд конструктора. Испуг настолько явственно читается на его лице, что я просто вынужден снова вцепиться одной рукой в рога штурвала. Другой так и держу инженера.

Всё понятно, пока здесь ни на секунду не выпускают рычаги управления из рук. Чреват такой поступок неожиданностями и потерей управляемости. Слишком сильные моменты на этих самых рычагах. Вот и приходится постоянно с ними бороться лётчикам, удерживая машину в воздухе, подчиняя себе непослушный аппарат и накачивая мускулы. До этой поры непослушный. Отныне всё будет по-другому.

Продолжаю придерживать правой рукой Сикорского, так, на всякий случай, снова тихонько отпускаю левую руку и контролирую полёт. Машина идёт по прямой, словно по ниточке. И в горизонте, что самое главное. Впрочем, не совсем по ниточке. Начинает медленно, но верно уходить влево. Может быть, гироскопический момент от работающих моторов сказывается? И крен небольшой, кстати, появился. Или кориолисово ускорение работает? Или всё проще, и всего лишь нужно на вертикальное оперение компенсатор поставить? Аэродинамический, например? Но это всё будет нужно на более высоких скоростях, а пока даже не стоит себе этим голову забивать. Но зарубку для себя сделаю. Ведь и в поперечном отношении такое усовершенствование тоже скоро потребуется, на тех же самых элеронах?

Сикорский легонько шлёпает меня по плечу. Оглядываюсь, вижу вопрос во взгляде, характерный жест о посадке и пожимаю плечами в ответ. Почему бы и нет? Всё, что планировали – получилось.

А ему явно не терпится самому за штурвалом оказаться.

Разворачиваемся на обратный курс, в процессе выполнения разворота убираю возрастающие усилия триммером. Игорь Иванович внимательно наблюдает за каждым моим движением. Не отстаёт от него и Шидловский.

Хулиганим и проходим над столицей. Держусь русла Невы, над нашим заводом кручу влево и захожу на посадку. Разворот на посадочную прямую, снижение и классическое выравнивание. Боковой ветер легко парируется креном. По команде убираем обороты всех моторов. Добираю штурвал одновременно с потерей скорости, подрабатываю педалью и мягко касаюсь земли. Настолько мягко, что лязгают зубы от тряски, а спинка кресла за спиной ощутимо прогибается вперёд от навалившегося на неё Сикорского. Нет, без амортизаторов тяжко. Да ещё и на грунтовой полосе. Она хоть и укатанная, но техники соответствующей здесь нет, укатывают полосу простыми машинами. Отсюда и колеи, и неровности. На истребителе это как-то меньше ощущалось. Потому что и разбег, и пробег были значительно короче? И вес совсем другой? Наверное.

Разворачиваюсь в конце полосы, и мы с Игорем Ивановичем быстро меняемся местами. Полный газ – и самолёт начинает разгоняться. Теперь уже я занимаю место за спинкой пилотского кресла и не отрываю взгляда от несущейся под колёса травы. Точно так же расставляю пошире ноги, вцепляюсь в спинку. Оглядываюсь назад, на стоящего в проёме перегородки Михаила. Он тут самый умный. Или опытный. Руки в разные стороны растопырил, упёрся ими в проём двери, даже не шелохнётся. Да ещё и лыбится во все… Сколько там у него зубов?

Тряска почти исчезла, ноги ощутимо просели – это самолёт резко в набор полез. Посмотрим, что скажет главный конструктор. Но уверен, что впечатления у него останутся самые положительные. И, пожалуй, после этого полёта я покину самолёт. С Шидловским пусть конструктор летит. А меня у ангаров уже знакомый автомобиль поджидает…

Сегодняшний разговор оказался для меня самым тяжёлым, хотя и давно предсказуемым. Давно ждал вопроса о своём настоящем происхождении и, наконец, сегодня дождался. Правда, на моё счастье этот вопрос был задан Марией Фёдоровной в самом конце нашего, уже ставшего таким привычным, совещания. И, чтобы меня не смущать таким странным вопросом, а может, чтобы получить честный ответ, или чтобы эту тайну больше никто не знал (о причинах можно гадать сколько угодно и каждая такая причина будет правдивой), но вдовствующая императрица попросила меня задержаться после окончания нашего совещания. Что же, сразу стало понятно, что последует за этой необычной просьбой, сработало некое предчувствие. И это не то, о чём все сразу подумали, это другое.

– Сергей Викторович, а вы кто? На самом-то деле?

Вот и всё, вот и прозвучал самый главный вопрос. И что на него отвечать? Правду? Или правду частичную? Или вообще неправду? А смысл мне лгать и сочинять? Чтобы потом всю жизнь себя контролировать? Всё равно рано или поздно проколюсь. Поэтому только правду. Это я сейчас для приличия больше посомневался, паузу на размышление якобы взял, а на самом деле и решение, и ответ у меня были готовы. Потому как подобного вопроса давно жду, с самого начала. И утаивать я ничего не собираюсь. Потому что это просто глупо. А так… Так, глядишь, чем и помогут вселенцу…

Ответ много времени не занял, всего лишь несколько минут на краткое изложение и понадобилось. Закончил свой короткий рассказ и замолчал. И Мария Фёдоровна молчит. Насколько могу судить, удивления особого моё признание не вызвало. Просто оно очень удачно наложилось на прежнее повествование о своих способностях. И никаких посторонних эмоций я не наблюдаю на лице вдовствующей императрицы. Кремень женщина. Вот кого на трон нужно было сажать…

Сидим, молчим. В давно прогоревшем камине угли еле рдеют, над столом низкая люстра приглушённый свет разбрасывает, изо всех силёнок старается в тёмные углы пробиться. Секунды в минуты незаметно складываются, за окном темень непроглядная, ветер с дождём еле слышно по стеклам барабанит, по железным откосам шуршит.

– Ступайте, Сергей Викторович, Владимир Фёдорович вас проводит.

И всё. Ни звука больше, ни одного лишнего движения, а дверь внизу словно сама собой отворилась, очертила на полу чёткий прямоугольник жёлтого света. Давешний сопровождающий чётким контуром обозначился в проёме. А ведь я ни имени его, ни должности не знаю. Так, наугад адъютантом называю, а кто он на самом деле… Да и ладно. Императрица ему доверяет, это главное… А за спиной вдруг кто-то с ноги на ногу переступил, мягко так, почти на грани слуха. Испуг морозным ознобом по позвоночнику прокатился. Медленно оглянулся, поднялся на ноги… Джунковский… На размытой грани тусклого света и тьмы стоит, лицо в тенях прячется, но не узнать жандарма невозможно. Как?! Он же выходил в коридор, я это своими глазами видел! Тайный проход? Вероятнее всего.