Обсудив обстановку и состояние своих войск, мы пришли к выводу, что раньше 7 сентября мы не сможем начать контрудары армии Сталинградского фронта, о чем я и доложил по ВЧ Сталину 1 сентября.

2 сентября, находясь с К. С. Москаленко в частях армии, мне передали, что меня разыскивает Сталин.

Я вернулся на командный пункт около 17 часов и тут же позвонил Сталин.

Сталин: «Звонил Еременко и доложил, что части, обороняющие город, истощились и не в состоянии сдерживать наступление противника. Просил с утра 3-го и не позднее утра 4-го начать контрудар с севера». Я ответил: «Раньше 7-го контрудар начать невозможно, так как раньше войска фронта не смогут подготовить свое наступление». Сталин: «Наступление начать рано утром 5-го. Вы за это отвечаете головой», и положил трубку.

3 сентября я получил шифровку за подписью Сталина: «Положение со Сталинградом ухудшилось. Противник находится в трех верстах от Сталинграда. Сталинград могут взять сегодня или завтра, если северная группа войск не окажет немедленную помощь. Потребуйте от командующих войсками, стоящих к северу и северо-западу от Сталинграда, немедленно ударить по противнику и прийти на помощь сталинградцам. Недопустимо никакое промедление. Промедление теперь равносильно преступлению. Всю авиацию бросьте на помощь Сталинграду. В самом Сталинграде авиации мало. Сталин».

Я тут же позвонил Сталину и доложил, что «я могу приказать завтра же с утра начать контрудар, но войска вынуждены начать бой почти без боеприпасов, так как их могут доставить на артпозиции не раньше вечера 4 сентября. Кроме того, увязка взаимодействия стрелковых войск, артиллерии, танков и авиации будет закончена к исходу 4-го, а без увязки взаимодействия начинать наступление бессмысленно».

Сталин: «Вы как думаете, противник будет ждать пока Вы раскачаетесь?… Еременко доложил, что противник может взять Сталинград при первом же ударе, если Вы немедля не ударите с севера».

«Я не разделяю точку зрения Еременко, – ответил я. – И прошу разрешения начать наступление 5 сентября. Авиации прикажу бомбить противника всеми силами».

Сталин: «Ну, хорошо. Если противник начнет общее наступление на город, немедленно атакуйте его. Главная цель удара с севера – отвлечь часть сил немцев от Сталинграда и, если удастся, соединиться с Юго-Восточным фронтом и ликвидировать прорвавшуюся группу противника к Волге, как мы об этом с Вами условились».

До 5 сентября особых событий не произошло. Около трех часов ночи Сталин вызвал Маленкова к телефону и спросил его: «Переходят ли армии Сталинградского фронта в наступление?» На рассвете 5 сентября 24-я, 1-я, 66-я армии Сталинградского фронта перешли в наступление.

В 23 часа позвонил по ВЧ Сталин.

«Как дела под Сталинградом?»

В «Истории Великой Отечественной войны» этот вопрос излагается так:

1) «Первые наметки будущей наступательной операции… разрабатывались в Ставке еще в августе 1942 года. Первоначальный вариант плана носил ограниченный характер».

Это надуманное и притянутое за волосы измышление. Это не наметки будущей наступательной операции, а совершенно самостоятельный план Ставки, с целью срыва наступления противника на Сталинград или, в крайнем случае, задержания его на подступах к Сталинграду. О большем тогда никто в Ставке и не думал.

2) Вторая версия: 6 октября Военный совет Сталинградского фронта направил в Ставку свои предложения по организации и проведению контрнаступления. «Решение задачи по уничтожению противника в районе Сталинграда, – писали они, – нужно искать в ударе сильными группами с севера в направлении Калач и в ударе с юга, с фронта 57-й и 51-й армий, в направлении Абганерово и далее на северо-запад, последовательно разгромив противника перед фронтом 57-й и 51-й армий, а в дальнейшем – Сталинградскую группировку».

На этот вопрос дает ответ предписание начальника Генштаба А. М. Василевского командующему Донским фронтом от 7 октября, где сказано:

«В целях разгрома войск противника под Сталинградом, по указанию Ставки Верховного главнокомандования, командующим Сталинградским фронтом разрабатывается план удара его усиленными левофланговыми 58-й и 51-й армиями в общем направлении Цаца – Тундутово… Одновременно с этой операцией должен быть нанесен встречный удар центром Донского фронта в общем направлении Котлубань – Алексеевка…»

«9 октября Военный совет Сталинградского фронта представил более детальный план… осуществить удар Донского фронта не из района Котлубань на Алексеевка, а с фронта Клетская, Сиротинская на Калач».

Ну что можно сказать по этому поводу?

Первое: тогда, когда Военный совет писал в Ставку свои соображения, Ставка уже имела разработанный план контрнаступления в районе Дона – Волги тремя фронтами, главный удар проектировался нанести не Сталинградским и не Донским фронтом, а вновь создаваемым Юго-Западным фронтом. И второе: разработанный план контрнаступления Сталин приказал держать в строжайшей тайне, маскируя его меньшими планами двух фронтов, о чем и писал A. M. Василевский в директивах Генштаба командующему Сталинградским и Донским фронтом. Взгляните на карту, посмотрите пункты, о которых упоминается, и Вам станет ясным, что здесь идет речь не о том контрнаступлении, которое проводилось в жизнь в ноябре месяце. В «Истории» также упоминается о том, что несколько позже командующий Юго-Западным фронтом также направил свой план участия фронта в этой операции. Ну, это просто безграмотное утверждение. Возникают вопросы: когда позже, какой план, свой собственный или во исполнение директивы Ставки?

Как известно, Юго-Западный фронт был образован только 29 октября, тогда, когда средства и силы фронта уже заканчивали сосредоточение, согласно плану контрнаступления, и план в основном уже был сверстан и материально обеспечен.

О чем здесь надо было сказать авторам «Истории Отечественной войны», так это о том, что каждый командующий фронтом, согласно существующей практике и порядку, разрабатывая план действий фронта, докладывал его на утверждение Ставке ВГК в Москве или его представителям на месте и при этом, естественно, излагал свои соображения о взаимодействии с соседями и просьбы к Ставке».

26 августа 1942 года Сталин назначил Жукова заместителем Верховного Главнокомандующего. 30 августа Георгий Константинович был у Сталина, а на следующий день вылетел в штаб Сталинградского фронта. Он участвовал в организации контрударов армий, расположенных севернее Сталинграда.

30 августа 1942 года в штаб Сталинградского фронта была передана добытая органами государственной безопасности радиограмма, направленная командованием германской 4-й танковой армии: «4-я танковая армия имеет задачу к 1 сентября соединиться с 6—й армией, а затем войти в Сталинград. По обстановке видно, что в захвате Сталинграда примет участие лишь часть войск 6-го армейского корпуса румын, остальные же войска корпуса будут прикрывать правый фланг южнее Сталинграда».

А вот докладная записка Особого отдела Сталинградского фронта «О недочетах, выявленных в ходе боевых действий в частях 4-й танковой армии за период с 20 августа по 7 сентября 1942 г.», направленная начальнику управления Особых отделов Абакумову. Здесь речь шла уже о советской 4-й танковой армии, у которой к тому времени практически не осталось танков. Командовал армией генерал-майор Василий Дмитриевич Крюченкин. В докладной записке говорилось: «В ходе операций, проводимых 4-й танковой армией по уничтожению прорвавшегося на восточный берег р. Дон противника, имеют место серьезные недочеты в руководстве операциями со стороны командования армии, а также со стороны командования частей и соединений армии.