У Генриха в глазах блестели слезы ярости.

– Он отказывается слушать, – кипя гневом, говорил он Вильгельму. Голос его дрожал. – Он не хочет слышать. Неужели я прошу так много?

– Нет, сир, не много, – ответил Вильгельм.

– Мама согласна со мной, – он нетерпеливо смахнул слезы манжетой. – Она говорит, что сделает все, что может, чтобы сорвать его планы. Он не будет попирать наши чувства.

Какое-то время они думали только о том, чтобы подальше отъехать от Шинона. Рыцари пребываи в мрачном настроении, слуги прилагали немалые усилия, чтобы не отстать. Вильгельм отправил верховых вперед и назад, чтобы следить за обстановкой, и чувствовал себя неуютно. По спине между лопаток то и дело пробегал холодок.

– Пока он не отправится в погоню, – горько сказал Генрих. – Он не верит, что я на самом деле его брошу. Он думает, что я просто хочу его задеть, что я вздорный, капризный мальчишка, который прибежит к нему назад, потому что на улице оказалось холодно без плаща. Он не понимает, что есть другие, готовые предложить мне подбитые мехом мантии и все, чего я хочу. Это он оказался на холоде.

Слезы больше не блестели в глазах Генриха. В них появился совсем другой блеск – мстительности и самолюбия.

– Мама увезет Джеффри и Ричарда в безопасное место, а потом присоединится к нам. У нас есть союзники, которые только ждут сигнала, чтобы подняться против него… И в Англии они тоже есть. С нами графы Лестера и Норфолка, король Шотландии и его брат.

Хотя эта новость вначале поразила Вильгельма, на самом деле он ожидал чего-то подобного. В покои молодого короля и последнее время тянулся ручеек посыльных. Они постоянно прибывали, причем некоторые в совсем неурочные часы. Вильгельм не умел читать, а поэтому не знал, что содержалось и их письмах, но он видел, в какое состояние приходил молодой король после их прочтения. И, хотя Вильгельм не понимал написанное, он узнавал многие печати, включая печати Лестера и Норфолка. Проходили тайные встречи, на которых присутствовала и Алиенора. Вильгельма туда не приглашали, но он знал о них. Он предчувствовал дурное, продолжая скакать рядом с молодым господином, и думал, может ли все это закончиться так, чтобы в проигравших оказались не все.

Они добрались до Аржантана. Кроваво-красное солнце приближалось к горизонту, деревья за спинами становились черными, а впереди в исчезающем свете возвышались огромные стены замка. Привратник поспешил впустить их, поспешно прибежал коннетабль, который удивился внезапному появлению молодого короля и группы его сопровождения. Слуги бегом отправились на кухню, быстро приготовили покои и белье. И глазах у коннетабля стояли вопросы, хотя он не задал вслух ни одного. Выражение лица Генриха заставило его прикусить язык. Он только заметил, что ему всегда приятно принимать старшего сына короля.

– Надеюсь, что вы запомните эти слова, – сказал Генрих, оглядываясь. – Я ожидаю прибытия кое-кого из родственников жены. Я хочу, чтобы их должным образом приняли и привели ко мне сразу же после прибытия.

– Хорошо, сир. Могу ли я спросить, сколько их будет?

Генрих пожал плечами.

– Вероятно, полдюжины, каждый со свитой.

Коннетабль побледнел – частично от мысли, что придется в скором времеми размещать еще кого-то из господ, а частично от того, что гости будут французами и, значит, врагами Нормандии, хотя и являются родственниками Генриха.

– Они здесь надолго не задержатся, как и я, – сказал Генрих. – По этому поводу вам не нужно беспокоиться.

Он отправился в покои, которые для него быстро приготовили, и, дотронувшись до льняных простыней, скорчил гримасу.

– Холодные, как ведьмина задница, – заявил он и повернулся к одной из жаровен, чтобы согреть руки.

Жаровни горели, прогоняя из комнаты холод и влагу. Поскольку Генрих покинул Ши нон в спешке, с ним не было багажа, обеспечивающего привычные удобства – балдахинов, канделябров, собственного постельного белья, покрывал, серебряных кубков и тарелок. Поэтому приходилось пользоваться тем, что предоставлял хозяин.

Вильгельм положил свой вещевой мешок рядом с выделенным ему матрасом и достал меч из ножен, чтобы проверить, нет ли ржавчины и царапин. Это занятие успокаивало его. Это было что-то вроде точки опоры на земле, напоминающей зыбучие пески, которые то и дело меняют форму. Вильгельма удивило то, что Генрих ожидает представителей французского двора. Шаги в танце становились быстрее, и, если он не хочет упасть и быть отброшенным в сторону, ему нужно встать в ряд танцоров и двигаться в том же темпе.

Генрих отпустил слуг коннетабля взмахом руки и прошел к Вильгельму.

– Маршал, у меня к вам просьба, – объявил он.

Вильгельм убрал меч в ножны и поставил их к стене. Теперь, когда молодой король находился рядом с ним, рыцарь смог рассмотреть тени под глазами и капельки пота в ложбинке под шеей. И Вильгельм почувствовал нежность и беспокойство.

– Вам не нужно обращаться ко мне с просьбами, сир, – сказал он, разводя руками. – Все, что вы прикажете, я выполню с честью и приложу все силы для этого.

Генрих кивнул.

– Я знаю, но это не приказ, и я прошу об этом из дружбы и уважения.

Вильгельм мог бы сказать, что это не имеет значения. Просьба Генриха – все равно что приказ. Но подобные слова были бы невежливыми. То, как молодой человек говорил, неуверенность у него на лице в сочетании с сумасшедшей смелостью и обаянием, заставили Вильгельма понять, почему он дал клятву оставаться рядом с ним до самой смерти. Поэтому он продолжал молчать, серьезно глядя на молодого короля. Всем видом он показывал, что ждет продолжения.

– Я не могу вести за собой людей в битву, пока не стану рыцарем. – Генрих плотно сжал зубы, и от этого щеки ввалились. – Я… я хочу, чтобы вы посвятили меня в рыцари.

Вильгельм резко втянул воздух. Он видел, что Болдвин де Бетюн и Адам Икебеф стоят с открытыми ртами.

– Я, сир? Вы хотите, чтобы я посвятил вас в рыцари?

На мгновение уверенность в себе покинула Вильгельма.

– Разве король Франции или один из его лордов не больше подходят для этого?

Генрих нетерпеливо покачал головой.

– Нет, я хочу, чтобы это сделали вы. Почему вы так удивились? Вы хорошо известны и вас уважают. Моя мать любит вас и доверяет вам. – Он покраснел. – Для меня важно, чтобы меч к моему поясу прикрепили вы, а не кто-то из французов, независимо от их ранга. Это для меня будет значить гораздо больше.

– В таком случае я посчитаю честью посвятить вас в рыцари, сир, – хриплым голосом произнес Вильгельм. Он опустился па колени, склонил голову, но Генрих тут же попросил его встать.

– Это мне следует вставать перед вами на колени, – сказал он, Вы обучили меня боевым искусствам, вы находились рядом, даже когда я этого не заслуживал. Вы подаете мне пример вежливости и учтивости.

Он встал на колени перед Вильгельмом. Жест был драматический, но искренний. Вильгельм попытался что-то сказать, но такое происходило впервые, и он не знал, как поступить.