чем мы являемся: то, что человек думает о себе, может быть (и обычно является) совершенно отличным или даже полностью противоречащим тому, чем он в действительности является; большинство из нас живет в мире самообмана, и мы принимаем свои мысли за отражение реальности. Историческая значимость фрейдовской концепции бессознательного заключается в развенчании давней традиции считать, что мышление и бытие идентичны, а в более строгих терминах философского идеализма – что только мысль (идея, слово) реальны, в то время как феноменологический мир реальностью не обладает[27]. Фрейд, отводивший значительному числу осознанных мыслей роль рационализации побуждений, тем самым наносил удар по рационализму, выдающимся представителем которого был сам. Своим открытием разрыва между мышлением и бытием Фрейд не только подрывал западную традицию идеализма в его философской и популярной формах, он также сделал далеко ведущее открытие в области этики. До Фрейда искренность можно было определить как высказывание того, что человек думает. После Фрейда такое определение уже не было достаточным. Различие между тем, что я говорю и что думаю, приобрело новое измерение, а именно, мое неосознаваемое убеждение или мое неосознаваемое побуждение. Если в дофрейдовское время человек считал, что наказал своего ребенка, потому что это помогает его развитию, он был бы совершенно искренен, если бы действительно так думал. После Фрейда главным вопросом стал такой: не является ли его убеждение просто рационализацией его садистских устремлений, то есть не получает ли он удовольствия, поря ребенка, и только как предлог использует идею о том, что порка идет ребенку на пользу. Действительно, можно с этической точки зрения предпочитать человека, которому хватает честности признать свой настоящий мотив; такой человек не только был бы более честным, он был бы менее опасным. В истории не существует такой жестокости или порока, которые не получили бы рационализации, как мотивированные добрыми намерениями. Со времен Фрейда фраза: «Я хотел как лучше» – больше не может служить оправданием. Добрые намерения – одна из лучших рационализаций для дурных поступков, и нет ничего легче, чем убедить себя в валидности такой рационализации.

Есть еще и третий результат открытия Фрейда. В такой культуре, как наша, где слова играют огромную роль, вес, который им придается, часто приводит к пренебрежению реальностью, если не искажению события. Если кто-то говорит «я тебя люблю» или «я люблю Бога» или «я люблю свою страну», он произносит слова, которые, несмотря на то, что он полностью убежден в их истинности, могут быть совершенной неправдой и всего лишь рационализацией стремления этого человека к власти, успеху, славе, богатству или выражением его зависимости от собственной группы. В этом может не быть – и обычно и не бывает – никакого элемента любви. Открытие Фрейда еще не нашло такого общего признания, чтобы люди инстинктивно относились критически к уверениям в добрых намерениях или рассказам о примерном поведении; тем не менее то, что теория Фрейда носит критический характер, как носила и теория Маркса, – это факт. Фрейд не принимал высказывания на веру; он смотрел на них скептически, даже если не сомневался в сознательной искренности говорящего. Однако сознательная искренность значит довольно мало в целостной структуре личности человека.

Великое открытие Фрейда с его фундаментальными философскими и культурными последствиями заключается в том, что между мышлением и бытием существует конфликт. Однако Фрейд ограничил важность своего открытия, предположив: главное, что подавляется, – это детские сексуальные побуждения и что конфликт между мышлением и бытием по сути является конфликтом между мышлением и детской сексуальностью. Это ограничение не удивительно. Как я говорил выше, находясь под влиянием материализма своего времени, Фрейд искал содержание того, что́ подавляется, в физических и физиологических побуждениях, но также, очевидно, в том, что подавлялось обществом, в котором Фрейд жил, – точнее, средним классом с его викторианской моралью, к которому принадлежал сам Фрейд и большинство его пациентов. Он нашел доказательства того, что патологические феномены – например, истерия, – иногда были выражением подавленных сексуальных побуждений. Что он сделал, так это отождествил социальную структуру своего класса с неотъемлемыми особенностями человеческой природы. Это, несомненно, было для Фрейда слепым пятном. Для него буржуазное общество было идентично цивилизованному обществу, и хотя он признавал существование различных культур, отличных от буржуазного общества, они оставались для него примитивными, неразвитыми.

Материалистическая философия и общепринятый отказ от осознания сексуальных желаний были той базой, на которой Фрейд строил содержание бессознательного. К тому же он игнорировал тот факт, что очень часто сексуальные импульсы не обязаны своим существованием или интенсивностью физиологическому субстрату сексуальности, а, напротив, часто являются продуктом совершенно других импульсов, которые сами по себе сексуальными не являются. Таким образом, источником сексуальных желаний может быть нарциссизм, садизм, склонность подчиняться, простая скука; известно, что власть и богатство – важные факторы, вызывающие сексуальные желания.

Сегодня, когда после Фрейда сменилось всего два или три поколения, стало очевидным, что в городской культуре сексуальность – не главный объект подавления. Поскольку средний человек предан тому, чтобы быть человеком потребляющим, секс превратился в один из основных предметов потребления (к тому же один из самых дешевых), создавая иллюзию счастья и удовлетворения. Наблюдаемые в человеке конфликты как сознательных, так и бессознательных побуждений весьма различны. Ниже приводится список некоторых из самых распространенных:

Таковы истинные противоречия современности, которые подавляются и рационализируются. Они существовали уже во времена Фрейда, но некоторые были не столь радикальны, как сегодня. Однако Фрейд не обращал на них внимания, потому что был зачарован сексом и его подавлением. В ортодоксальном фрейдовском психоанализе детская сексуальность все еще остается краеугольным камнем. Таким образом, анализ оказывает сопротивление прикосновению к самым решающим конфликтам внутри личности и между людьми.

Эдипов комплекс

Другим великим открытием Фрейда является то, что называется Эдиповым комплексом, и утверждение, что неразрешенный Эдипов комплекс лежит в основе любого невроза.

Легко понять, что́ Фрейд имел в виду под Эдиповым комплексом: у маленького мальчика, сексуальные побуждения которого просыпаются в раннем возрасте, в четыре-пять лет, развивается интенсивная сексуальная привязанность и желание в отношении матери. Мальчик желает ее, и отец становится соперником. У сына возникает ненависть к отцу и желание оказаться на его месте, в конце концов убить его. Считая отца соперником, мальчик боится, что отец-соперник его кастрирует. Фрейд назвал эту совокупность Эдиповым комплексом из-за греческого мифа: Эдип женился на своей матери, не подозревая, что любимая женщина – его мать. Когда об инцесте стало известно, Эдип ослепил себя (символ самокастрации) и покинул свой дом и родных в сопровождении