— Какое? — тоном разжалованного вдруг в рядовые маршала пролепетал Виктор Сергеевич.

— В твоем послужном списке нет участия в боевых действиях. Наверху считают, что генерал в воздушно-десантных войсках обязательно должен быть боевым, обстрелянным так сказать. Иначе он не будет пользоваться должным авторитетом.

— Что? Да я… Причем здесь… — задыхаясь от негодования вновь подскочил на стуле Виктор Сергеевич.

— Сиди, — жестко и властно проговорил генерал, усмиряя жестом руки порыв подчиненного. — Хочешь генералом быть?

Пронзительные синие глаза впились в лицо Виктора Сергеевич, стараясь проникнуть в самую суть его души, пробить ту непроницаемую завесу тайны, которой каждый человек привычно и каждодневно отгораживает свою внутреннюю суть от окружающих.

— Да… — мысленно собравшись, выдохнул полковник.

— Значит, будешь, — подытожил собеседник. — Но придется поехать в Чечню.

— Но…, - заикнулся было, смертельно побледнев, Виктор Сергеевич.

— Никаких «но»! — отрезал генерал. — Поедешь в Чечню в штаб Объединенной Группировки, месяца на три. Я прозвоню, там несколько моих однокашников есть. Встретят, позаботятся, присмотрят. Поучаствуешь в какой-нибудь боевой операции, я попрошу, представят к награде. Тогда уже ни одна сука ничего вякнуть не посмеет, понял?

Виктор Сергеевич сидел как громом пораженный, такое близкое, такое желанное исполнение давней мечты о широких лампасах и шитых золотом генеральских погонах оказалось вдруг сопряжено с неожиданно опасными трудностями. «А не специально ли он меня туда посылает? — ударило вдруг в голову, выбив по всему телу нервную дрожь. — Что все эти три месяца напролет он будет валять эту суку Аленку как хочет, само собой понятно. А вдруг это способ вообще навсегда от меня избавиться? Там ведь война, там стреляют, а значит, могут и убить. Что же делать, отказаться пока не поздно? Но тогда прощай мечта, для отказников, дорога наверх закрывается навсегда! Да и хрен бы с ним, живая собака лучше мертвого льва! Но все же…»

Генерал, как по раскрытой книге читал все эти колебания на то красневшем, то бледневшем лице подчиненного.

— Страшно? — участливо спросил он, прерывая ход напряженных раздумий полковника.

Виктор Сергеевич, опустив глаза, молча кивнул.

— А ты не бойся! Обещал же, позвоню, словечко замолвлю! Будешь всегда при штабе, под надежной охраной, ни одна пуля даже мимо не пролетит.

— Так-то оно так, — вздохнул полковник. — Только пуля она дура, ей не прикажешь…

— Ну, братец, — развел руками генерал. — Кто не рискует, тот шампанского не пьет! Что же ты хотел, вот так вот запросто на чужой спине да прямо в рай? Извини, так не бывает. Ну решай, думай. Что до меня, то мне преемник живой нужен, а не чеченцами издырявленный, так что со своей стороны для твоей безопасности все сделаю. Верь!

И такой искренностью, такой прямотой в тот момент дышало генеральское лицо, что показались Виктору Сергеевичу все его страхи и опасения и впрямь глупыми и несущественными.

— Ну раз так, то согласен! — залихватски махнул он рукой.

— Молоток, уважаю! — воскликнул генерал, вскидывая вверх большой палец. — Знал я, что в тебе не ошибся! Знал! Отправляйся сейчас домой, готовься к поездке. Кадровикам я команду дам, командировочное предписание тебе подготовят. А ты завтра же сдай все дела заместителю. Думаю, что к концу недели и поедешь, а то время не ждет, — он вновь заговорщицки подмигнул и многозначительно ткнул пальцем в потолок кабинета.

Вопреки прямым указаниям начальника управления домой Виктор Сергеевич не поехал. Вернувшись в кабинет, он некоторое время просто сидел, уставившись остановившимся взглядом в красочно исполненную согласно последних руководящих указаний столешницу. Кто не знает, столешница это особый набор документов, который должен помещаться под покрывающим поверхность рабочего стола оргстеклом — конечно в первую очередь это портреты президента и министра обороны, потом распорядок дня, утвержденный командиром части, дальше идут документы помельче — типовой порядок работы на неделю, список должностных лиц части, их дней рождений, телефонов и номеров рабочих кабинетов и прочая никому еще не пригодившаяся мура в этом же роде. В эту вот столешницу, а конкретно прямо в плутоватые глаза министра обороны и смотрел Виктор Сергеевич, мучительно переваривая, анализируя и пытаясь разложить по полочкам в мозгу все только что произошедшее. Вывод получался неутешительный. Жизнь совершала рискованный и крутой вираж, выбрасывая полковника Столярова из уютной ниши налаженного быта и блаженного ничегонеделания, заставляя его приносить тяжелую жертву на алтарь будущего благополучия, генеральства и, как следствие, почетной и обеспеченной старости, что уже маячила, пусть пока еще где-то в недосягаемом отдалении, но была уже вполне видима и требовала о себе задуматься.

Уехал со службы Виктор Сергеевич только в восьмом часу вечера, небывало надолго задержавшись. Время, впрочем, он потратил с толком, обойдя кого только возможно и собрав целый ворох совершенно бесценных сведений, домыслов, слухов и леденящих душу историй о Чечне. Говорили на эту тему охотно и много, специалистов было хоть отбавляй, тревожило одно, никто из них сам там не был, а имеющаяся информация доставалась этим людям порой от совершенно мифических фигур по очень дальним цепочкам, типа «мне это рассказал тот мужик, который лично знаком с тем парнем, который сам видел, того, с троюродным братом жены которого это произошло, так что все точно». Все жалели Столярова, сочувствовали ему и желали удачи. Подвел лишь, хмурый седой подполковник Махов, единственный в управлении офицер сделавший карьеру в войсках и попавший в штаб сравнительно недавно. Про него было доподлинно известно, что он, как раз в Чечне отслужил целых два месяца во время первой компании и вроде бы даже был там ранен. Виктор Сергеевич очень рассчитывал на него. Однако этот субъект, полностью оправдав ходившие о его дурном характере и недоброжелательном нраве слухи, в ответ на расспросы Столярова лишь с непонятной злостью пробурчал:

— Нечего рассказывать. Попадешь — сам увидишь.

За окном сильно подержанного, но еще вполне презентабельно выглядевшего «мерседеса» летели московские бульвары, сверкали неоном рекламные огни, бурлила сплошным потоком людская толпа. Виктор Сергеевич ехал на работу. Нет никакой ошибки! До сих пор полковник Столяров находился на службе, а сейчас с наступлением вечера ехал на работу. А работал он охранником в ночном клубе «Парнас». И вовсе ничего удивительного здесь не было. Несмотря на строжайший приказ министра обороны, запретивший военнослужащим заниматься коммерческой и какой-либо еще деятельностью кроме научной, просветительской и творческой, совмещая ее со службой, все без исключения военнослужащие штабы, части и учреждения которых находились в городе Москве, подпольно где-то работали. Точнее слово подпольно здесь вряд ли уместно, о том кто, где и кем трудится во внеслужебное время, знали все командиры и начальники и за долю малую с заработка подчиненного всеми силами прикрывали его, предоставляли ему дополнительное время для основной работы, старались лишний раз не загружать служебными задачами. А как Вы хотели? Кушать хочется всегда и всем! И военнослужащий будь он хоть трижды полковник в этом плане не исключение. А попробуй, проживи в стремительно дорожающем столичном городе на нищее денежное довольствие, которое лишь чуть-чуть превосходит заработок муниципального дворника, да и то не всегда и не у всех. Потому все офицеры управления традиционно работали по ночам на второй, точнее на первой и основной работе, поскольку оплачивалась она неизмеримо выше их службы. Что же заставляло их продолжать служить, спросите Вы. В основном, конечно, держал всех квартирный вопрос, пусть довольно призрачная, но все же существующая возможность поиметь от родного министерства обороны вожделенное и заведомо недоступное при других вариантах жилье в столице. Ну и, конечно, некое положение в обществе, некая ступень, не все, в конце концов, в этой жизни измеряется только деньгами. Одно дело, если ты офицер, полковник, начальник отдела, тут можно и грудь гордо расправить, и иной раз подбородок вверх задрать, и совсем другое, если ты получаешь ровно столько же в деньгах, но при этом дворник, тут уж лишних понтов не разведешь. А ведь известно, что они, понты, подороже денег будут.