В Порт-Саид отряд вошел в 10 ч утра и ошвартовался у набережной у самого города. Пристань и все дома были украшены русскими и греческими флагами. На берегу собралось много народа, главным образом, многочисленная здесь колония греков, приветствовавшая Наследника и греческого принца Георга криками «ура» и «элекен» (принц Георг Греческий сел на «Азов» в Пирее в чине лейтенанта русского флота и прошел с нами до Владивостока). Наследник со свитой и принцем съехали сейчас же на берег и отправились осматривать Александрию, Мемфис, пирамиды и Каир, а мы принялись за погрузку угля, продолжавшуюся около 2-х суток. При этой неприятной работе суда утопали в облаках сухой угольной пыли, забиравшейся во все щели, поэтому приходилось закупоривать все люки и иллюминаторы; но и это не спасало внутренние помещения от черной пыли. Внизу становилось душно, а все находящиеся наверху приобретали вид трубочиста. По окончании погрузки угля я мыл фрегат целые сутки.

На 4-й день высокие путешественники вернулись с берега, и отряд отправился каналом в Суэц. На середине канала, в Измаилии, суда ночевали на якоре, а к вечеру следующего дня пришли в Суэц и ошвартовались у набережной этого городка. Наследник с принцем и свитой сейчас же уехал по железной дороге в Каир, чтобы продолжать путешествие по Египту, а суда стояли здесь целую неделю и приводились в порядок. Я занялся составлением расписаний, в чем мне много помог симпатичный и веселый мичман И. Скаловский, знавший хорошо всю фрегатскую команду и обладавший необычайною памятью. Здесь, в Суэце, при постановке на якорь у командира с мичманом П. вышла большая «драма». Вечером в темноте командир, сердясь за что-то на француза-лоцмана, бывшего на мостике, излил свой гнев на ни в чем неповинном баркасе, стоявшем у борта, выругав его непечатными словами. С баркаса из темноты откликнулся мичман П., обидевшись на ругань. Тогда командир вместо извинения крикнул в сердцах, что ругань относится именно к нему, мичману П. По окончании работ П., спустившись в каюту, подал через меня рапорт командиру о болезни и просил о списании его в Россию, так как при таких условиях службы он плавать больше не может и просит об этом оскорблении довести до сведения адмирала Басаргина, бывшего на «Памяти Азова».

На утро командир выразил сожаление о случившемся и поручил мне передать извинение лежавшему в каюте мичману П. Тот извинения не принял и настаивал на списании. Командир передал рапорт адмиралу Басаргину. Вскоре адмирал сигналом потребовал к себе старшего офицера и заявил мне, что он телеграммою в Петербург просил прислать на «Мономах» нового командира вместо Д., а мичмана П. приказал мне успокоить и обещать ему, что в следующем порту (Бомбее) он будет уволен в Россию. Дело приняло весьма серьезный оборот… Около недели суда стояли в скучном Суэце, и за это время Наследник со свитой объехал по Нилу и посетил все древности.

26 ноября к Георгиевскому празднику Наследник со свитою вернулся на «Азов». Там этот день праздновался с большим торжеством, и наш командир как георгиевский кавалер был туда приглашен (на «Памяти Азова» кормовой флаг имел Георгиевский орден, пожалованный за Наваринское сражение 1828 г. кораблю, носившему имя «Азов»). Два дня спустя, около 28 ноября, «Азов» и «Мономах» вышли из Суэца и Красным морем пошли в Бомбей. На этот раз большой жары не было (стоял декабрь), и переход был бы почти приятен, если бы не тяжелое настроение в кают-компании из-за последней «драмы» с мичманом П. «Мономах» весь переход держался точно за кормой «Азова» на расстоянии 1-го кабельтова, и переговоры между судами легко были слышны по мегафону.

Погода все время стояла прекрасная, дул освежающий ветерок, и отряд шел со скоростью 12 узлов. На пятые сутки мы прошли мимо острова Перим в Бабельмандебском проливе и вступили в Индийский океан, 3 декабря зашли в Аден, чтобы захватить почту и наскоро пополнить уголь. Короткой стоянкой здесь воспользовались, чтобы Наследнику показать древние колодцы — бассейны для собирания дождевой воды. Из Адена направлялись в Бомбей. В это время года в северной части Индийского океана дует слабый NO-й муссон, и поэтому весь переход до Бомбея (6 суток) был замечательно тих и спокоен; качки не было ни малейшей, и даже горшки с цветами стояли на столе в кают-компании непривязанными. Оба фрегата шли ровным 12-узловым ходом, переговариваясь по мегафону.

Жизнь на корабле у нас шла по расписанию, погода была великолепная, на палубе тишина, изредка лишь прерываемая командой вахтенного начальника и свистками боцманской дудки. Паруса ставились только косые. В кают-компании настроение было мирное, так как командир на этом переходе был молчалив и спокоен. Этот спокойный переход дал мне возможность составить судовые расписания, и к приходу в Бомбей они были почти закончены. Оставалось их только перекликнуть, что было мною сделано потом в Бомбее. На этом переходе 6-го декабря, в день именин Наследника, вечером оба фрегата зажгли электрическую иллюминацию по всем мачтам и реям. Устроен был фейерверк и жгли фалынфеера.

БОМБЕЙ — КОЛОМБО — СИНГАПУР

10-го декабря утром оба фрегата вошли в Бомбей. Нашему отряду была устроена торжественная встреча: стоявшие на рейде суда расцветились флагами, а военные салютовали Наследнику в 21 выстрел; городская пристань была убрана цветами и флагами, и на ней была установлена из ярких индийских материй палатка: в ней губернатор Бомбея ожидал Наследника; там же был выстроен почетный караул из рослых и стройных индийских сипаев, одетых в эффектные мундиры с красными чалмами на голове. Свита губернатора в числе нескольких английских офицеров была одета в красные мундиры, синие брюки и белые тропические каски с золотыми шишаками. Приняв наскоро на «Азове» визиты морских капитанов судов, стоявших на рейде, Наследник со свитою на парадном катере отправился на пристань, где его встретил губернатор, и бомбейская публика, усеявшая всю набережную и площадь, приветственно гудела прибывшим в Индию русским гостям. Длинный проход к экипажам был окаймлен растениями и цветами. Из-за прикрытых алой материей балюстрад на гостей смотрели нарядные дамы и блистающие драгоценностями жены парсов.

Великий Князь был в форме лейб-гвардии гусарского полка — меховой убор производит большое впечатление на туземцев. Трудно было бы подыскать более живописное одеяние. Горят на солнце золотой и серебряный двухглавые орлы на касках офицеров Конного и Кавалергардского полков свиты. Утро было ясное, и солнце припекало порядочно.

Бомбей расположен на западном берегу Индии в бухте, образуемой длинным узким полуостровом Malabar-Hill, закрывающим рейд от SW муссона, дующего здесь летом в дождливое время года; а в наш приход (декабрь) здесь совершенно тихо, и зимою дождей вовсе не бывает. Стоит все время ровная, ясная погода, и только при закате солнца, около 5 ч вечера, задувает на полчаса довольно сильный береговой бриз при необыкновенно эффектной малиновой окраске неба. В 6 ч вечера небо быстро меняет свой цвет на темно-синий с ярко горящими звездами, и на рейде наступает без сумерек полнейшая темнота.

В громадном городе с миллионным населением виднеется много высоких зданий и храмов древнеиндийского стиля, и на первом плане выделяется здесь же, на набережной, грандиозный монументальный вокзал, соединенный железными дорогами с главными городами Индии. За городом, со стороны океана, поднимается высокий полуостров Malabar-Hill, весь покрытый густою тропическою зеленью, среди которой выделяются две белые «Башни молчания», в них парсы укладывают своих покойников на съедение грифам. В глубине бухты возвышается каменистый остров Элефантин, внутри которого в глубоких пещерах высечены в камне древние буддийские храмы.