В ходе занятий по восстановлению речи появился еще один мощный стимулятор – газета. Впервые какая-то старая газета попалась Ленину на глаза еще 10 августа. Около часа он внимательно всматривался в нее, попросил другую. На следующий день это повторилось. А когда ему попытались подсунуть ту же самую – обиделся. Хоть и не мог он тогда читать, но отличить – даже по внешнему виду – один номер от другого был вполне способен.

С тех пор, как отмечали дежурные врачи, почти ежедневно он брал газету, смотрел дату выпуска, затем 15–20 минут просматривал ее. Однако с самостоятельным чтением пока не получалось: по-видимому, буквы все еще никак не складывались в слова. Впрочем, что-то – как старый газетчик – он все-таки улавливал. 23 августа дежурный врач записал: «Перед обедом Н.К. по его желанию читала ему газету. Он потребовал прочтения телеграмм, указав на них пальцем. Но она не прочла, сказав, что ему политика запрещена…» Выборочное чтение или пересказ содержания каких-то статей продолжались, и уже 31 августа врачи пришли к убеждению, что Ленин не только привычно произносит – «газета», но и «начинает постепенно прочитывать некоторые слова»2354.

Успешно шли и физические упражнения. Причем главным спортивным снарядом стала лестница – 2,5 пролета, соединявшие первый и второй этажи «большого дома». Терпение и выдержку он проявлял огромную. Когда от многократного повторения уставал, садился на ступеньку, отдыхал, а потом вновь, опираясь одной рукой о перила, другой на санитара, карабкался вверх с таким упорством, будто это была горная вершина.

Как отмечали медики, с каждым днем и подъемы, и спуски давались ему «заметно легче». А когда 31 августа Владимир Ильич довольно легко и свободно сошел с лестницы, он и сам «был от этого в восторге. В конце концов, 6 сентября врачи решили, что пора начинать тренировки в «ходьбе с палкой»2355.

А вот рассказ о его встрече на пашне с трактористом Папковым (?), зафиксированный в 12-м томе «Биографической хроники», – это уже чистейшая легенда. Подлинная же история такова.

Однажды, когда в совхоз «Горки» доставили два трактора, и они вышли на пахоту в поле, заведующий хозяйством А.Г. Панков устроил так, чтобы их «Владимиру Ильичу с балкона было видно. Он увидел тракторы, – вспоминал Панков, – а я говорю: “Советская лошадь хорошо пашет…” Он был доволен, что я назвал их советской лошадью»2356. И может быть, вспомнил тогда Ильич мужичка, который в конце 1921 года с нескрываемой иронией сказанул: «Мост-то, извините, советский…»

Еще с 16 августа возобновились и прогулки на автомобиле. Обычно ехали медленно – или вокруг имения, или к реке, а чаще всего в лес. Он с удовольствием узнавал знакомые места – постройки, дорогу, мостики, оживленно раскланивался с встречавшимися на пути крестьянами. От обилия впечатлений от нередко уставал. Да и погода выдалась не из лучших. В самом конце августа вдруг ударила жара. В лесу парило и было душно. А потом опять похолодало и пошли дожди2357.

Уже в августе физическое состояние Ленина настолько улучшилось, что еще 13-го на состоявшемся консилиуме (Гетье, Ферстер, Осипов, Обух) врачи стали обсуждать вопрос о возможности поездки Владимира Ильича в Крым. И вряд ли эту инициативу предварительно не одобрило Политбюро.

Ферстер заявил, что «несомненное улучшение в состоянии здоровья В.И. наступило в Горках, несмотря на исключительно дождливое и холодное лето. Надо думать, что пребывание в течение 1,5–2 месяцев в благоприятных климатических условиях южного берега Крыма еще улучшит и закрепит общее физическое состояние и вместе в тем будет способствовать дальнейшему благоприятному течению нервного процесса».

Однако все четверо медиков согласились с тем, что эта «поездка не должна идти вразрез с желанием самого В.И., иначе она вызовет отрицательную реакцию и возбуждение»2358. Впрочем, поскольку ни о какой поездке в места столь отдаленные Крупская и слышать не захотела, вопрос о Крыме вроде отпадал сам собой.

Окончательное объяснение произошло 24 сентября. В присутствии Марии Ильиничны, докторов Гетье, Осипова и Обуха Надежда Константиновна «заявила, что В.И. в последнее время настолько хорошо себя чувствует, прекрасно спит и состояние его здоровья так улучшается, что она считает поездку нежелательной, т. к. она может вывести его из равновесия». С несколько не свойственной ей твердостью Крупская категорически заявила, что «если этот вопрос будет поставлен и разрешен положительно, то она этому решительно не подчинится. Доктор Обух ответил, что в таком случае этот вопрос и не будет поставлен».

Оставшись одни, доктора Обух, Осипов и Гетье обсудили вопрос «о месте дальнейшего пребывания В.И. Совещание высказалось, что переезд на зиму в Москву нежелателен, а здоровью В.И. лучше, если зима будет проведена в Горках»2359.

То, что при любой погоде Горки для здоровья Ленина были куда лучше, нежели Кремль, – это бесспорно. Но, возможно, это решение отчасти было продиктовано и тем соображением, что с переездом в Москву неизбежно стали бы расширяться контакты Владимира Ильича, и он вновь так или иначе был бы втянут в происходившие там политические события.

Здесь же, в Горках, все его контакты были крайне ограничены и подконтрольны. 19 августа его посетил брат – Дмитрий Ильич с женой и дочерью Ольгой. 11 сентября он долго расспрашивал крестьянина А.Г. Панкова, заведовавшего хозяйством совхоза «Горки», о его впечатлениях от Всероссийской сельскохозяйственной и кустарно-промысловой выставки, открывшейся в Москве.

А вот «на вопрос, – пишет Крупская, – не хочет ли он повидать Бухарина, который раньше чаще других бывал у нас, или кого-нибудь еще из товарищей, близко связанных по работе, он отрицательно качал головой…» И уж совсем расстроился, когда 22 августа во время прогулки ему показалось, что среди посетителей дома отдыха он заметил издалека Бухарина и Зиновьева. Не захотел он их видеть, «знал, – как полагает Надежда Константиновна, – что это будет непомерно тяжело»2360.

В сентябре-октябре врачи отметили, что понимание речи «заметно увеличивается». Мало того, при чтении газет, которое происходило в это время почти ежедневно, Владимир Ильич не только «живо реагирует» на прочитанное, но и сам «начинает несомненно прочитывать некоторые слова»2361.

«Установился, – пишет Крупская, – такой порядок: после того, как Владимир Ильич сам просматривал газету, я прочитывала ему телеграммы, передовицу, статьи по его указанию. Сам он очень быстро ориентировался в газете, что прямо поражало докторов, и не позволял пропускать ничего существенного».

Когда, стараясь не огорчать его, пишет Крупская, она ничего не сказала о смерти Мартова, он сам нашел сообщение об этом в эмигрантских газетах и «укоризненно показал мне». Это повторилось 18 сентября, когда Ленин прочел об убийстве в Лозанне В. Воровского, 21 сентября, когда газеты сообщили о покушении на дочь спецкора «Известий» в Париже давнего знакомого Владимира Ильича Шарля Раппопорта.

«Статьи, – продолжает Крупская, – он выбирал так, как выбирал бы здоровый. Просил читать ему вслух лишь то, что содержало фактический материал, просил, например, прочесть заметку [Две статьи Радека. – В.Л.] о финансовых реформах Гильфердинга, статью о гарантийном банке…» Просил достать «вновь вышедшую книжку “о мясниковщине”»2362.