На первый взгляд, вышесказанное — всего лишь тривиальный спор по поводу семантики. Разумеется, даже если Идеальный Хроникер не мог употребить те же самые слова, что и современные историки, он по-прежнему не хуже их мог воспринимать суть текущих событий. Однако, согласно Данто, исторические описания происходящего невозможны без нарративов — именно они и есть sine qua non исторических объяснений. Данное отличие — ключевое, ибо большинство исторических документов, как правило, подразумевают независимый и беспристрастный рассказ «исключительно» о том, что случилось. Тем не менее, как утверждают и Берлин, и Данто, буквальные описания произошедшего не только невозможны, но и не отвечают самой цели исторического объяснения, заключающейся не столько в воспроизведении событий прошлого, сколько в объяснении, почему они были важны. Единственный способ узнать, что важно и почему, — это увидеть конечный результат. К сожалению, такой информацией по определению не может обладать никто — даже столь одаренное существо, как Идеальный Хроникер. А значит, события в момент их свершения — это еще не история. И не потому, что их участники слишком заняты или сбиты с толку, но потому, что смысл происходящего становится известен гораздо-гораздо позже, когда будут известны и оценены последствия{145}. Да и становится ли вообще? Как выясняется, даже этот невинный вопрос для объяснений с позиций здравого смысла представляет определенные проблемы.

В классическом фильме «Буч Кэссиди и Сандэнс Кид» Буч, Сандэнс и Этта решают сбежать из Америки в Боливию, где, по словам Буча, золото само выкапывается из земли. После долгого и шикарного путешествия на борту парохода они оказываются на пыльном дворе, полном кур и свиней. Вдалеке маячат два стареньких каменных домишки. Сандэнс Кид — в ярости, даже Этта выглядит расстроенной. «В Боливии за свои деньги можно получить намного больше», — жизнерадостно утверждает Буч. «Да что у них есть такого, что захотелось бы купить?» — кривится Кид. Разумеется, мы знаем: скоро все утрясется. И, конечно, после нескольких любопытных случаев недопонимания с местными жителями так оно и выходит. Но мы также знаем и то, что в итоге история закончится слезами. Взведя курки, Буч и Сандэнс выглядывают из своего убежища. Раздается гром выстрелов. Так навсегда они и застынут в облаке дыма в последнем красно-коричневом кадре.

Итак, было решение отправиться в Боливию удачным или нет? Интуиция подсказывает, что нет. Буч и Кид были приговорены изначально, поэтому-то о них и сняли целый фильм. Но теперь мы знаем: такому образу мышления свойственен «пресмыкающийся детерминизм». То есть склонность полагать: раз мы знаем, что все закончилось плохо, то все и должно было завершиться именно так. Чтобы избежать этой ошибки, необходимо «проиграть» историю много раз и сравнить различные потенциальные «результаты» всех вариантов решений. Но вот в чем вопрос: в какой именно момент надлежит приступать к сравнению? Сначала бегство из Америки казалось великолепной идеей — бандиты спасались от верной смерти в руках шерифа Лефорса и его помощника. Путешествовали они весело. Но позже решение показалось ужасной ошибкой — из всех мест, куда можно было сбежать, они выбрали эту богом забытую пустошь. Потом ситуация изменилась: Буч и Кид зарабатывали уйму денег, грабя банки в маленьких городках. Значит, идея хорошая. И, наконец, когда настал срок расплаты, решение опять могло показаться ошибочным. Даже награди вы их даром предвидения — хотя мы уже знаем, что это невозможно, — они пришли бы к очень разным выводам о правильности своего выбора. Все зависит от того, в какой временной точке будущего они захотели бы дать ему оценку. Так в какой момент нужно это делать?

Очевидно, что в узких рамках киносюжета самое подходящее время оценить все — конец картины. Однако в реальной жизни ситуация гораздо более неоднозначна. Как герои фильма или рассказа не знают, когда наступит конец, так и мы не в курсе, когда фильм нашей собственной жизни доберется до своего финального эпизода. А даже если бы и знали, то, лежа на смертном одре, едва ли занимались бы анализом своих решений. Да и тогда ни о какой уверенности относительно значимости собственных достижений не могло бы идти речи. Когда Ахиллес шел на Трою, он знал величину ставки — его жизнь в обмен на вечную славу.

Обычно же выбор гораздо менее однозначен. Сегодняшнее промедление может стать завтрашним ценным уроком. А вчерашняя «миссия выполнена» обернуться нынешней болезненной иронией. Возможно, позже выяснится, что картина, которую мы купили на рынке, написана древним мастером. Возможно, наше управление семейной фирмой будет омрачено неким этическим скандалом, о котором мы не знали. Возможно, наши дети многого достигнут и припишут свой успех урокам, которые преподали им мы. А возможно, мы неосознанно подтолкнем их к неверному выбору профессии и разрушим их надежду на настоящее счастье. Решения, кажущиеся несущественными в момент их принятия, однажды могут стать крайне важными. А те, которые выглядят очень серьезными, впоследствии нередко оказываются малозначительными. Что ж, поживем — увидим. А может, и не увидим, ибо оценка подчас зависит не только от нас самих.

Следовательно, само понятие четко определенного результата — момента, когда мы можем оценить последствия того или иного действия, — есть лишь удобная фикция. В реальности события, на которые мы вешаем ярлык «результат», никогда не являются конечными рубежами. Скорее, это искусственно определенные контрольные точки — точно так же, как конец фильма есть искусственное завершение того, что в реальности продолжалось бы дальше. Таким образом, выводы будут зависеть от того, когда мы решим «завершить» тот или иной процесс. Допустим, мы наблюдаем за одной очень успешной компанией и хотим повторить ее успех. Как это сделать? Здравый смысл (вместе с рядом бестселлеров) предлагает следующее: изучить ее, выявить ключевые этапы успеха, а затем воспроизвести эти практики и качества в собственной организации. Но что, если я скажу вам: годом позже та же самая компания потеряет 90 % своей рыночной стоимости, генеральный директор будет уволен, а деловая пресса, сейчас превозносящая ее до небес, перемоет ей все косточки? Прислушавшись к здравому смыслу, вы наверняка поищете какую-нибудь иную модель успеха. Но как вы узнаете, что произойдет через год? А еще через год?

Подобные проблемы возникают в мире бизнеса постоянно. В конце 1990-х, например, компания Cisco systems — производитель маршрутизаторов и коммутаторов — была звездой Силиконовой долины и малой Уолл-стрит. Пользуясь скромным успехом на заре интернет-эпохи, в марте 2000 года она стала самой дорогой компанией в мире с суммарной рыночной стоимостью более 500 млрд долларов. Естественно, деловая пресса сошла с ума — журнал Fortune окрестил Cisco «новой компьютерной супердержавой» и провозгласил ее генерального директора Джона Чэмберса лучшим в этой должности в информационной эре. В 2001 году, однако, акции Cisco — равно как и акции других технологических и интернет-компаний — резко упали. В апреле 2001-го они стоили 14 долларов, снизившись более чем на 80 % по сравнению с наивысшей отметкой в 80 долларов, зафиксированной всего годом ранее. Та же деловая пресса, что не скупилась на похвалу, теперь разносила стратегию, деятельность и руководство компании в пух и прах. Значит, все это было надувательством? В то время казалось, что да, — и не одна статья была посвящена тому, как фирма, казавшаяся столь успешной, могла оказаться столь ущербной. Однако не стоит торопиться: к концу 2007 года цена акций возросла почти вдвое, составив 33 доллара, и Cisco — под руководством все того же генерального директора — вновь стала приносить неплохую прибыль{146}.