– Кто – он? – не понял я. – Слесарь, токарь? Ах Андрей? Ну, давай, поменяй меня на него… Может, ты с ним хоть раз кончишь, раз уж он настоящий мужчина…

– Может, и кончу, – равнодушно отозвалась Полина.

И вдруг – это было совершенно для меня неожиданно – она вцепилась мне в руку, у плеча, и сильно ущипнула меня, с вывертом, злобно. Я рефлекторно ответил ей короткой пощечиной – приподнял за плечи и отвесил оплеуху. Вывернувшись, Полина ударила меня по лицу, и мне пришлось навалиться на нее всем телом, и теперь уже я ущипнул ее, злобно, с вывертом. Полина заплакала от злобы и оттого, что не могла вырваться, лежала и тихо плакала, пока я ее не отпустил. А как только я ее отпустил, она мгновенно перестала плакать и совершенно хладнокровно провела ногтями по моей руке, так глубоко, что у меня пошла кровь. И я ударил ее уже не вполсилы, а по-настоящему, и вдруг неожиданно рассмеялся и прижал ее к себе – Полина никогда не сдается, бедный мой стойкий оловянный солдатик… В общем, драка была короткая, но творческая.

– Но я же только тебе сказала, что я никогда не кончаю, я же только тебе сказала, – возмущенно захлебываясь, начала Полина.

– Я тоже только тебе сказал, – резонно возразил я, но мне уже стало немного стыдно.

Полина злобно сопела рядом, а я молча потирал щеку и размышлял, может, и не стоило бить ее по больному? Я, конечно, имею в виду не пощечину и щипок. Но ведь и она прежде не приводила мне никого в пример… и с какой стати она мне отказывает?!

В первый год нашего брака мы много разговаривали. Полине нравилось говорить о себе – она так долго жила в полном одиночестве, что сам факт замужества, то, что теперь за ней официально закреплен близкий человек, развязал ей язык и выбил из нее некоторые детали ее биографии и душевной жизни, как будто пробку из бутылки.

Полина выспрашивала меня, как мне было с другими женщинами, зависит ли удовольствие мужчины от того, есть у женщины оргазм или нет… Я был с ней максимально тактичен – во-первых, Полина так горячо и искренне начинает, что остальное уже не так важно, во-вторых, она красива, а в-третьих, она очень красива… никогда прежде я так долго не хотел одну женщину. Между прочим, могла бы ценить – кто нерушимо хранил супружескую верность до нашего приезда в Питер, кто не изменил ей ни разу до Даши? Самый верный, самый преданный Макс на свете, вот кто.

Полина – пациент доктора Фрейда и доктора Lerner.

Я посоветовал Полине обратиться к психотерапевту – раз уж она так переживает, пусть дяденька психотерапевт научит ее кончать. Это было сказано иронически, я пошутил, но, к моему удивлению, Полина пошла на прием к доктору Lerner и денег не пожалела! Dr Lerner принялся за Полинин оргазм всерьез. Он начал с того, что велел ей сделать анализ на гормоны. У Полины оказался удовлетворительный уровень гормонов, и это означало, что ее либидо в норме, – вообще-то я и без всяких анализов мог дать Полине справку, что с либидо у нее все в полном порядке! Я всегда хотел ее, а она всегда была готова ответить, даже когда Юлька только родилась…

Другой человек, не такой жадный до всего, как Полина, не зацикливался бы на каком-то мифическом оргазме, а удовольствовался бы всем остальным – своим собственным и моим желанием, нежностью, радостью доставить удовольствие партнеру, то есть мне.

Другой человек смог бы удовольствоваться всем этим, но только не Полина, – она всегда считает, что жизнь ей чего-то недодала, что у других что-то лучше, чем у нее, больше, дороже, сильнее… Полину, в сущности, жаль, такая она одновременно жадная и беззащитная в этом своем простодушном желании иметь все самое лучшее, даже самый лучший на свете оргазм…

Полина пересказывала мне содержание своих бесед с психоаналитиком – когда живешь в маленьком городе, к тому же так замкнуто, как мы жили в Цинциннати, обсуждается все, и каждая мелочь приобретает непомерно большое значение…

Полина беседовала с Dr Lerner о какой-то своей детской подружке, к которой она была по-девчоночьи очень привязана. У этой ее подружки начались менструации, такие болезненные, что ей казалось, будто ей вырывают внутренности. По-моему, это преувеличение и девчонка просто кривлялась, впрочем, хорошо, что я никогда этого не испытывал. Подружка так стонала и страдала, что Полине казалось, что это у нее самой вырывают внутренности. Забавно, что Полина так боялась не своей, а чужой боли, – самой Полине, когда менструации пришли, не было больно, ничего, кроме легкого дискомфорта, она не испытывала.

Эта самая подружка сказала дурочке Полине, что половой акт – это еще больнее, чем менструация, и что мужчина во время полового акта с кровью вырывает что-то из тела женщины… Какая фантазия была у этой малолетней сочинительницы! Не знаю, как эти детские менструальные страсти повлияли на саму сочинительницу, но на Полининой сексуальной судьбе подружкины глупости сказались очень сильно. В ее бедной дурной голове так и застряло, что половой акт – это не любовь, а кровь и боль. Именно поэтому у Полины и не бывает оргазма, – во всяком случае, в этом состояла идея Dr Lerner.

Я всерьез обсуждал с Полиной всю эту американскую чушь, наивное старание провинциального доктора Lerner вслед за Фрейдом проследовать в своих белоснежных кроссовках в глубины Полининого подсознания… Нет, я не против Фрейда, своей галиматьей старик дал возможность зарабатывать на хлеб множеству унылых насморочных невротиков, но уж больно смешной выглядела попытка доктора Lerner предпринять титанические усилия совместно с доктором Фрейдом, чтобы Полина хотя бы раз кончила. Dr Lerner в течение года еженедельно получал сто долларов в час за ковыряния в Полининых детских комплексах, Dr Froued придирчиво наблюдал за ними со своего висящего на стене портрета, но, даже объединив свои усилия, Dr Lerner и Dr Froued так и не научили Полину кончать.

Единственное, в чем я полностью согласен с Фрейдом, – это в том, что страсть впервые возникает не в подростковом возрасте, а в раннем детстве. Я, сколько себя помню, всегда был в кого-то влюблен. Мои страсти были направлены на девочек в детском саду, на воспитательницу, даже на повариху – а на кого же еще?.. Воспитательница говорила: «Ну-ка все быстро руки на одеяло! Если будете трогать ваши глупости, вы повредите себя и никогда не сможете стать взрослыми и иметь детей…» Я трогал и чувствовал себя преступником, боялся, что я ненормальный. Ну и что? У всех было в детстве что-то подобное. Это же не помешало мне вырасти нормальным!..

А подростком я думал, что меня нельзя любить, что все надо мной смеются. Мечтал спать с женщиной и страшно боялся, что у меня никогда этого не будет. Что мне никогда не выпадет такая возможность, что я даже ни с кем целоваться не смогу. И опять боялся, что я ненормальный. Ну и что?.. И это не помешало мне вырасти нормальным. Отец объяснил мне, что такие переживания – совершенно обычная вещь и то, что происходит со мной, случается с каждым.

Это я к тому, что все эти разговоры о детских комплексах, мешающих вести здоровому взрослому человеку нормальную сексуальную жизнь, – высосанная из пальца ерунда.

…Одно только странно… Полина ведь не детдомовская, не подзаборная… Полина из хорошей семьи, единственный ребенок. Странно, что ее мать не объяснила Полине все, что полагается знать девочкам.