— Я надеюсь благодарить ты будешь с удовольствием, — сжимаю челюсть, когда она достает бойца и за пару движений тонкой ручкой приводит его в боевую готовность. – А то боюсь придется повторить.

— Не придется. Ты сам учил меня это делать, — хмыкает она и достает юркий язычок, делает по крупной головке круг и не опуская ресниц, вбирает ее в рот.

 *** Анжелика ***

Илий. Он как мощный источник энергии. Отдаляешься от него и становишься слабой и безвольной. Рядом с ним в буквальном смысле живешь. Расцветаешь. Можешь кричать, ставить условия, а на лице все равно увидишь, лишь снисходительную улыбку. И чувствуешь себя маленькой девочкой. Очень пошлой маленькой девочкой, потому что держатся подальше от такого тела, подобно смерти.

От него исходит запах секса. Хочется спросить не душится ли он ферамонами.

Хочется спросить, не бросит ли он меня, если потребует отец. Потому что дело уже не в том, что страшно остаться одной. А потому что страшно остаться без Илия.

И вот я снова здесь. Снова пошла против своих принципов, снова стою на коленях и глажу языком фантастически твердый конец. Кажется, что раскаленный после стрельбы ствол обернули влажной тряпкой и дали мне в руки. Дали мне в рот. Илий пока не двигается. Стискивает спинку диванчика в беседке до побелевших костяшек, прикрыл глаза и просто стоически выдерживает мой медленный темп. А мне не хочется торопиться. Не хочется терять возможности коснутся каждой выпирающей венки на столь огромном стволе. А ведь он может оказаться во мне. Он может вновь достать до матки и вознести меня на высоту наслаждения.

Прикрываю глаза и увеличиваю темп, чувствуя, как меня саму начинает штормить. Тот край пропасти кажется близко. И я над ним. Стою и сосу как ошалелая, пытаясь доставить удовольствие своему герою. Тому, кто спас меня, спас мою сестру, тому, кто стал нечто большим, чем просто защитником.

И страшно это потерять. Страшно, что завтра в моей жизни его не будет. Что сама жизнь тут же закончится.

— Ты много думаешь, — слышу над головой бас и поднимаю взгляд. Он огромной лапой охватывает мои щеки, второй удерживает свой член и сам заталкивает мне его в рот. С точностью швейцарских часов толкается, наращивая скорость с определенной амплитудой. – Твои страхи беспочвенны.

Он двигается внутри все чаще, задевая стенку горла, не давая мне возможности даже вздохнуть, пока вдруг не покидает гостеприимного, на все готового рта, не разворачивает меня. Задирает халат и пронзает одним выпадом. Меня от напряжения и силы предвкушения тут же подкидывает, трясет, пробивает ту самую брешь в нервной системе. Господи! Одно проникновение, и я сотрясаюсь в беззвучных рыданиях, пока он с силой медведя сжимает мою грудь, пока прижимает к себе и что-то отчаянно шепчет.

А я кончаю. Зажимаю нижнюю губу зубками и кончаю. Так остро, словно уже падаю с этой самой скалы и разбиваюсь о ледяную воду. И только сквозь шум потоков крови в голове слышу:

— Я мечтал о тебе полгода, Лика. Дрочил на тебя. В каждой девке видел твое лицо. Я тот самый маньяк, которому ты попалась в руки. Не думай, что слова отца могут что-то изменить.

— А кто может… — шепчу на грани потери сознания, пока его плоть продолжает во мне пульсировать.

— Только смерть. Только она может помешать мне тебя трахать. Заливать твое нутро спермой и ждать, когда она даст плоды.

Страшно от таких слов. Но страх не мерзкий, скорее, как перо по затылку. А вдруг все вранье, а вдруг завтра все кончится? А вдруг мой любимый маньяк умрет?

— Хватит трястись, — выходит он медленно с чавкающим звуком, чтобы снова с размаху засадить мне обратно. – Хватит думать. Только чувствуй.

— Я… — внутри все немеет, пока Илий начинает набирать ритм, не соотносящийся с человеческими возможностями. Так не бывает. Поворачивает меня к широкому окну, что находится прямо над пропастью и за волосы держа, заставляет туда смотреть. Прямо в бездну, пока сам стискивает меня и трахает. Так жестко и сильно, что дыхание сбивается, а оргазм второй уже, будь он проклят, снова на низком старте.

— Мать твою Лика, как внутри тебя горячо, как огнем в кольцо член сжимаешь, — почти рычит он, вбиваясь в меня все сильнее, доставая концом до матки. Выбивая из легких и без того прерванное дыхание. Заставляя сердце биться в предсмертных судорогах. Стучать так же сильно, как воет ветер за стеклом. Надежным стеклом, к которому Илий прижимает меня все теснее, вбивается, трахает, откровенно ебет.

Не занимается сексом, а просто рвет на части душу, пока внутри плоть, кажущаяся огромной, не становится еще больше. Не чвакает, а просто убивает величиной и высокой температурой. И уже хочу закричать, потому что тело как тряпка, что мотыляется на ветру, а влагалище заполняет новая порция семени. Такого обжигающего, что кажется ожог навсегда останется там. Клеймо Илий. Что может быть лучше.

Но даже я понимаю, что секс не главное. Каким бы феерическим он не был. Именно поэтому сдерживаю обещание и придерживаюсь бойкота. Ухожу спать к сестре в комнату. На что Илий только ржет.

— Сутки. Именно столько ты выдержишь без моего члена, — говорит он и нагло и медленно вытирается после совместного душа, чтобы я заценила божественное тело и капли воды, как сверкающие камни, что стекают по нему.

Не в члене счастье, — думаю я и хмыкаю сама себе: Это смотря кто его владелец.

Сестра лежит на кровати в той же позе, что я оставила ее час назад. На боку, свернувшись калачиком. Смотрит в пустоту. А все этот Паша. Который подумал в первую очередь о себе.

С другой стороны, был ли у него выбор. Ведь мы не знаем, что у него в голове. Тем более он узнал об обмане, мог неправильно все понять.

Вариантов масса, и пока мы не услышим его самого, глупо строить догадки. Но никакие мои слова не мешают Оле страдать. Она как увядший цветочек, сколько не поливай ее аргументами, ничего не меняется.

Даже не следующий день, когда я решила, что пора спуститься к завтраку, она даже не подняла головы.

— Я не голодна, — вот вечный ее ответ на любой мой вопрос. Даже не относящийся к еде.

Внизу, что-то по — домашнему шваркает на сковороде. Окунает меня в то время, когда отец подолгу отсутствовал дома, а мама пыталась готовить под руководством старенькой домработницы Людмилы. И даже, когда у мамы что-то не получалось, для нас было припасено запасное блюдо.

Перед плитой стояла полная женщина в цветастом халате и шерстяных носках. Мать Илия.

Страх полз по задней части тела, как предатель, а ведь мне, если планирую строить жизнь с Илием, придется сосуществовать с его родственниками. И если отец категорически против меня, то может быть с матерью удастаться найти общий язык.

— Ну что ты там, как свеча встала. Иди сюда, накрывай на стол.

*** Анжелика ***