Я постелил курку, снятую с Сиплого, и стал разбирать Вещи на кучки. «Льдинки», «Иглы», «Клей», «Мясо», «Сигналки», «Чистильщики», «Фляги» разных видов — все в нескольких экземплярах, не особо дорогое, но пользующееся спросом. На дороге такое не валяется, явно они не в первый раз кого-то грабили. Последним я достал какой-то странный, диковинно перекрученный камень, из которого торчало что-то вроде кусков толстой проволоки.

— А это что такое? — спросил Черепаху, оглядываясь. — Первый раз вижу.

Она вытащила из сумки терпеливо стоящей вьючной лошади антилопью ногу и положила перед кошкой. Та мощно захрустела челюстями. Черепаха, мимоходом похлопав ее по загривку, подошла посмотреть.

— О! А это даже у нас Вещь редкая и полезная. «Замедлитель времени».

— Это как?

— Нужно к этим проводам в определенной последовательности подсоединить еще парочку «Накопителей», «Указатели» и для гарантии кабель от «Молнии». Можно и без него, но эффект меньше. Лучше всего поставить в каменном подвале. Тогда в объеме, ограниченном стенами, время идет медленнее. Если посидеть внутри минуту, снаружи час проходит, хотя это зависит от размера «Замедлителя», мощности «Накопителей», размера подвала и еще десятка факторов. Есть специальная формула для расчета. Короче, любая вещь — хоть еда, хоть еще что, может храниться очень долго и не портиться. Человек тоже. Бывают ситуации, когда надо раненого лечить или больного. Положил туда на сохранение, и он даже не заметит, что снаружи месяцы прошли. Ему кажется, что время нормально идет. В таком виде совершенно бесполезная и не опасная штука, но на все равнины их и есть только сотня. Жаль, что не спросишь, откуда хозяин взял. Наверняка они его убили.

Она неожиданно усмехнулась:

— А ведь для тебя это большой плюс в разговорах с нашими. Вы явно ценности некоторых Вещей не понимаете и использовать многое не умеете. Если «Замедлители» можно так легко достать, то я права была: мы с вас многое поимеем.

— А ты не думаешь, — хмыкнул я, сгребая все остальное в пенал и протягивая ей «Замедлитель», — что еще неизвестно, кто с кого больше поимеет? — И зло спросил: — В чем опять дело? — видя, что она не хочет брать «Замедлитель».

— Я признала тебя старшим, но ты не понимаешь цены этой Вещи. Такое не отдают просто так.

— Считай, что вручил тебе на хранение, и не морочь голову, — с раздражением ответил я. — Отдашь, когда мне понадобится, а пока будешь хранить у себя. Вроде мы это уже не один раз обсуждали. Ты больше меня знаешь на равнинах, я больше тебя знаю о Зоне и людях. Я тебе не паук, который ничего не объясняет и ничьих советов не слушает. Если мне твои слова не понравятся, я тебе так и скажу. А пока, даже если со мной что-то случится, у тебя будет не только шанс уцелеть, но и сделать что-то нужное Клану. А я так понимаю, что это хороший козырь.

— А что такое «козырь»? — спросила Черепаха, забирая камень и пряча в карман куртки.

— Найдем карты, я тебе покажу. И не надо спрашивать, что такое карты, — игра такая. Гораздо лучше, чем кости бросать.

— Я ведь хорошо ваш русский выучила, — пожаловалась она, садясь на свою кобылку. — Но иногда не понимаю, что ты там говоришь. Только по общему смыслу догадаться можно.

— Ты еще не слышала, как некоторые говорят, — усмехнулся я. — Я с тобой беседую на правильном литературном языке. А есть профессиональные жаргоны, диалекты и просто совершенно неуместная в речи ругань, которая может восприниматься как похвала, обида или ничего не значить — в зависимости от интонации и общего смысла.

Через час навстречу попались несколько вооруженных всадников, которые при виде нас моментально остановились и взялись за винтовки.

— Ух ты, — удивленно-радостно сказала Черепаха. — Почти родственник.

Я напряг глаза, наводя фокус на переднего. Как только сделал нормальную резкость, на душе моментально стало легче, и я поспешно вернул глаза к нормальному состоянию.

— Волк, скотина ты старая, — заорал я еще издалека. — Почему ты, собственно, шляешься здесь, а не честно ищешь меня по подземельям?

Тот тронулся вперед, все еще под прикрытием стволов своих товарищей пристально вглядываясь меня.

— Боксер?! Ты живой? А мы по тебе давно панихиду отслужили… — Он шумно принюхался и недоверчиво оглядел меня еще раз. — Вроде ты, а вроде и нет. Запах какой-то не такой…

— Я это. Ты только не болтай, но я тоже теперь меченый. Может, поэтому и пахну по-другому. Можешь тщательно обнюхать, а могу в подробностях рассказать, о чем мы говорили, прежде чем я провалился.

— Верю, — скалясь, ответил тот. — Такое бывает. Скажешь, чем тебя Ушедшие одарили?

Я ухмыльнулся и отрицательно покачал головой. Теперь-то я был ученый и знал, что Волк наверняка, как все псовые, уточнял мотивации и степень откровенности собеседника по тончайшим оттенкам изменения запаха. Страх, любовь, ненависть, насмешка, хитрость — все чувства человека имеют свой аромат. Это приходит с длительным опытом, но человеку совершенно невозможно обмануть нюх волка или собаки. Ложь тоже имеет свой запах. Наверняка никакому детектору лжи не снилось давать лучшие результаты, чем нос Волка.

— Ну как хочешь. — Он обернулся назад и махнул рукой, подзывая своих товарищей. — Только такой счастливчик, как ты, ни дня дерьма на новом месте не жравший, мог заявиться через два года с такой девушкой и целым караваном с набитыми мешками. И ребенок еще? Ну ты даешь… Такая девушка, — еще раз повторил он, — первый раз вижу, чтобы на меня так смотрели, аж мурашки по коже.

Черепаха рассматривала его, как смотрят на замечательный подарок ко дню рождения, о котором давно мечтали. При этом она явно сканировала Волка во всех доступных ей диапазонах. Мурашки, которые он почувствовал, были его реакцией. Тут она удовлетворенно кивнула и сообщила:

— Меня зовут Черепаха. А ты — Волк, мне про тебя Охламон говорил.

— А Охламон у нас кто будет? — с интересом спросил Волк.

— Это я, — улыбаясь, кивнул головой. — Так меня звали за тридевять земель за незнание тамошних порядков.

Остальные пятеро подъехали, и среди них я заметил пару знакомых лиц. Если напрячься, можно и вспомнить, где мы виделись, но пока особой необходимости не было. Все молодые парни, и все с интересом рассматривали нас. Собственно, я изрядно подзабыл, как это могло выглядеть в Зоне. Вся одежда на мне и на Черепахе была сделана из тончайших нитей, получаемых от очень противных на вид слизней, питающихся отходами, и обработанных «Клеем» и «Иглой» после ткацкого станка. Такая «Ткань» была непромокаема, не горела и держала удар не хуже легкого бронежилета. Все оборотни ходили в таком, в каждой роще были специалисты по выращиванию специальных червей, как при производстве шелка. Но здесь, в Зоне, совсем другое дело — тут никто не знал, откуда эта ткань берется.

Несколько раз рейдеры находили большие рулоны такой «Ткани», и стоило это столько, что можно было навсегда забыть о дальних походах. Использовали ее экономно, и только очень богатые люди могли себе позволить носить вещи из нее. Так что наша одежда выглядела так же, как если бы Абрамович приделал колеса к яхте и раскатывал по Москве. Очень дорого и совершенно не нужно. На машине проще ездить и парковаться легче.