На фоне темно-лилового неба показалась скала в форме головы шакала. Ат Сефор вздохнул с облегчением – отсюда он уже знал дорогу до жилища Фетх.

Габд-а-Батх уже еле шел, с трудом переставляя ноги. То и дело по его телу пробегала судорога, дыхание стало частым и прерывистым. Даже в темноте была заметна смертельная бледность, постепенно покрывающая его лицо.

– Брось меня, жрец! – проговорил он прерывающимся от слабости голосом, в котором все еще звучали прежние надменные интонации предводителя шайки. – Брось меня, дай мне умереть спокойно! Пришло мое время!

– Осталось пройти совсем немного! – отозвался жрец. – Никому не дано знать, когда придет время его смерти!

Действительно, впереди показался проход между камней, за которым притаилась жалкая хижина знахарки. Из полуоткрытой двери лачуги пробивался тусклый колеблющийся свет – даже в такой глухой предутренний час старая колдунья не спала, занимаясь своим тайным ремеслом.

Габд-а-Батх обвис на плече жреца. Видимо, сознание покинуло его и смерть подошла совсем близко. Ат Сефор собрал последние силы, взвалил грабителя на плечо и, как мешок с зерном, дотащил его до порога ведьминой хижины.

– Эй, старая! – окликнул он, остановившись на пороге и осторожно опустив на землю безжизненное тело Шейха Ночи.

– Кого это принесли ко мне ночные демоны? – раздался скрипучий старческий голос, и Фетх выбралась на порог своей жалкой лачуги, подняв над головой дымящийся факел. – А, это ты, благородный господин! Чего тебе нужно на этот раз?

Ее сгорбленная фигура, морщинистое, как древесная кора, лицо говорили о старости и беспомощности, и Ат Сефор подумал, что зря притащил сюда Шейха Ночи, вряд ли старуха чем-то сможет ему помочь. Однако он обратился к знахарке:

– Старая, помощь нужна не мне, а этому человеку. В него выстрелили ядовитым шипом, пропитанным соком дерева сурук…

Только теперь старуха увидела лежащее на земле тело Габд-а-Батха. Она вскрикнула, упала на колени и обхватила Шейха, громко причитая:

– О сын мой, сынок, плоть моя, белый козленок! Кто посмел поразить твое тело ядовитой стрелой? Кто посмел ранить тебя, сынок мой единственный!

– Он – твой сын? – удивленно проговорил жрец. – Тогда поспеши, старая, может быть, еще не поздно помочь ему!

– Да, благородный господин! – старуха поднялась с колен и засуетилась. – Не время сейчас для слез, нужно поспешить, пока бессмертная душа Ка еще не покинула его телесную оболочку! Сейчас я приготовлю снадобье, которое поможет ему справиться с ядом, и прочту заклинание, пригодное для такого случая…

Она скрылась в хижине.

Ат Сефор схватил безжизненное тело Шейха Ночи под мышки и втащил его в лачугу знахарки, чтобы не оставлять под ночным небом.

Молодой жрец впервые попал в такое нищее жилище.

Тесная комната была заставлена какими-то склянками и горшками с колдовскими зельями, в углу ее теплилась жаровня с углями, на веревке под потолком сушились пучки трав, коренья и какие-то странные вещи – дохлая летучая мышь, змеиная кожа, сморщенные тельца песчаной крысы и серой жабы.

Фетх размешивала какое-то снадобье в глиняном горшке. Варево распространяло ужасающий смрад, так что Ат Сефору захотелось немедленно выйти на свежий воздух.

– Вот и понадобилась змеиная голова… – пробормотала колдунья, что-то бросая в горшок. – А еще жабьи глаза и когти ихневмона…

Наконец она повернулась к умирающему, приподняла его голову и попыталась влить немного зелья в полуоткрытый рот.

Шейх не подавал никаких признаков жизни, однако немного пахучего зелья все же попало ему в рот.

Тогда старуха забормотала какие-то заклинания на незнакомом языке. Ат Сефор узнал несколько слов из того языка, на котором разговаривали черные нубийские рабы, работающие на каменоломнях, но смысла их он не знал.

Продолжая повторять заклинания, знахарка снова поднесла к губам Шейха Ночи свое ужасное варево.

Губы умирающего пошевелились, открылись чуть шире, и он проглотил немного лекарства. Тут же он закашлялся, глубоко вздохнул и приоткрыл глаза.

– Где я? – проговорил Габд-а-Батх слабым прерывающимся голосом.

– Ты у меня, сыночек! – проворковала старуха. – Ты у своей старой матери, которая никогда не оставит тебя в беде!

– В беде… – как эхо повторил Шейх и снова прикрыл глаза, едва слышно пробормотав: – Мы все в большой беде, старая… в очень большой беде… будь осторожна…

После этого лицо его разгладилось и порозовело, дыхание стало ровнее, и он заснул.

– Он поспит немного и станет совсем здоров! – радостно проговорила знахарка, прикрывая спящего продранным одеялом.

– Я пойду прочь, старая, – отозвался Ат Сефор. – Ты выходишь своего сына… но я еще вернусь, чтобы принести золото, которое обещал ему за работу.

– Хорошо, что ты вовремя принес его ко мне, благородный господин! – знахарка униженно склонилась и схватила жреца за край одежды. – Теперь старая Фетх – твоя верная рабыня, она сделает для тебя все что угодно! Хочешь – я приготовлю тебе любовное зелье, перед которым не устоит ни одна красавица Города Живых?

– Спасибо, старая, ты мне это уже предлагала! – отмахнулся Ат Сефор. – Я не нуждаюсь в твоем снадобье!

– Я действительно стара и не помню, что предлагала и кому! – огорчилась знахарка. – Тогда я дам тебе другое зелье, которое придаст тебе новые силы после утомительной и бессонной ночи!

Молодой жрец не стал возражать: он действительно чувствовал себя очень усталым. Таким усталым, будто за прошедшую ночь прожил целую жизнь и состарился на многие годы.

Прошло всего несколько часов с тех пор, как он покинул свою келью в Доме Чисел, но за это время с ним столько всего произошло, он едва не перенесся в Царство Мертвых и теперь просто валился с ног…

Старуха удалилась в дальний угол хижины и вскоре появилась с выщербленной глиняной плошкой, в которой плескался мутный зеленоватый настой.

– Выпей это – и твои силы удесятерятся! – проговорила она, протягивая плошку своему благородному гостю.

Настой издавал отвратительное зловоние, однако Ат Сефор поднес плошку к губам и выпил ее содержимое, стараясь при этом не дышать.

Действительно, едва молодой жрец выпил зловонный настой, кровь быстрее побежала по жилам, силы вернулись к нему, а усталость от бессонной ночи и перенесенных трудов прошла без следа.

– Спасибо, старая, твое снадобье и вправду творит чудеса! – поблагодарил он знахарку и поспешно покинул ее хижину.