Штоф подпрыгнул, завалился, но содержимое почти не пролилось, лишь хлюпнуло слегка – Капитон сноровисто подхватил, поставил посуду на место.

– Ладно. Садись… вьюнош… – осклабился купец.

И наполнил вместительные рюмки зеленого стекла.

– Пей, а то старой ведьмы с закуской не дождешься.

– Благодарствуйте…

Капитон положил шапку на скамейку, расстегнул полушубок, манерно, двумя пальцами, поднял рюмку, выпил врастяжку.

Глядя на него, Вилюйский крякнул насмешливо, захватил рюмку в кулак, хлюпнул в горло одним махом, причмокнул, стукнул толстым донышком о стол.

Неслышно появилась старушонка, быстро накрыла на стол и так же быстро исчезла, растворилась серым пятнышком в дверном проеме.

Выпили еще, закусили плотно.

– Принес? – спросил Вилюйский, вытирая жирные губы краем скатерти.

– А то как же…

Капитон сверкнул белыми, как фарфор, зубами.

– Давай.

Вилюйский протянул свою волосатую лапищу.

– Товар в лучшем виде…

Капитон вытащил из кармана полушубка небольшой сверток; но отдавать не спешил.

– Все, как договаривались…

Вилюйский понял.

Купец побагровел от внезапно нахлынувшего гнева, сжал кулаки, нахмурился.

Капитон спокойно и выжидающе смотрел своими светлыми, льдистыми глазами на купца, взвешивая в руке сверток.

– Однако, смел не по чину, стервец… – наконец пробормотал Вилюйский.

И покривил губы в жесткой ухмылке.

– С кем шутки играешь!? Покажь…

Капитон развернул тряпицу, показал издали брусок темного мыла, на котором были ясно видны отпечатки ключей.

– Добро…

Вилюйский достал из портмоне несколько крупных ассигнаций, небрежно швырнул их на стол перед Капитоном.

Молодой человек отрицательно покрутил головой.

– Мало?! – вызверился купец.

– Этими бумажками теперь можно комнаты оклеивать вместо обоев. Или раздавать подаяние нищим, на паперти.

– Так ведь… это “катеньки”!

Вилюйский со зла дернул себя за бороду.

– Чаво тебе ишшо?!

– Золотом, – коротко и решительно ответил Капитон.

– А енто не хошь?!

Вилюйский показал кукиш.

– Ишь ты, мудрагель. Зо-ло-том… – перекривил он Капитона. – Вот те добавка…

Вилюйский положил на стол перед Капитоном еще несколько кредитных билетов с изображением императрицы Екатерины II.

– И катись колбаской…

– Нет, – возразил Капитон, поднимаясь.

– Ты… ты что?! – надвинулся на него глыбой купец. – Да ты… ты знаешь, чаво я с тобой сделаю!?

– Ну-ну, господин Вилюйский… – с силой отстранил его руку Капитон. – Товар мой – я хозяин. Если моя цена вас не устраивает, разрешите откланяться.

Вилюйский смерил его с ног до головы бешеным взглядом; но тут же поостыл. Больно уж крепок телом и смел был юный кучер княгини Сасс-Тисовской.

Да и не в интересах купца было заводить сейчас свару – дело-то тайное…

– Хрен с тобой… – наконец недовольно буркнул Вилюйский. – Будь по-твоему. Токи смотри не брякни где… Башку отверну.

– Само собой…

Вилюйский вышел из горницы и вскоре вернулся с кошельком; в нем звенели золотые монеты.

Капитон тщательно пересчитал их, спрятал кошелек за пазуху и отдал Вилюйскому брусок с оттисками ключей.

– Всего вам…

Он вежливо склонил голову, напялил шапку и не спеша пошел к выходу.

Вилюйский посмотрел ему вслед с невольным восхищением: он уважал в людях цепкость житейскую и холодный, трезвый расчет.

“Взять бы его приказчиком, – подумал купец. – Ничего нет скажешь, хорош гусь… За деньги мать родную в могилу живой положит. А мне такой и нужон. Чтоб народец в руках держать… р-разболтались, голодранцы! Да Бог его знает, как оно теперь все обернется. Впору дела сворачивать. Временное правительство… Туды его в заслонку!”.

Вилюйскому не давал покоя перстень с “Магистром”, принадлежащий Сасс-Тисовской.

Чтобы получить его, купец испробовал все: и лесть, и увещевания, и коленопреклоненные просьбы, и наемных людишек подсылал, которым кровь людскую пустить, что комара прихлопнуть…

И безрезультатно – драгоценный камень по-прежнему был для него недосягаем.

Тогда купец сошелся с кучером княгини Капитоном Мызгаевым. Тот и добыл ему оттиски ключей от черного хода, спальни княгини и шкафа-сейфа.

Оставалось лишь изготовить отмычки и проверить содержимое шкафа…

Но возвратимся к Капитону, покинувшему дом Вилюйского с приятной тяжестью за пазухой, где покоился кошелек с золотыми червонцами.

Он шел по улицам, углубившись в свои мысли, не выбирая дороги, шлепал по мокрому снежному месиву, местами едва не набирая за голенища.

Капитон был в смятении: княгиня уже собрала свои пожитки и ожидала только окончательного выздоровления сына, чтобы уехать в Швейцарию. А как же он? Что будет теперь с ним? На какие средства жить? Где искать работу?

Да и какую работу – всю свою сознательную жизнь Капитон был в услужении у господ, и, конечно же, никаким ремеслам его не обучали.

Будущее казалось ему страшным, темным, как болотный омут, куда нечаянно угодил мальцом: ни крова над головой, ни родни, которая приютила бы его (родители померли от тифа, когда Капитону исполнилось двенадцать лет; а младшая сестра тоже была в услужении у престарелого генерала).

Конечно, Капитон скопил небольшую сумму. Хотя княгиня особой щедростью не отличалась, он, прожив столько лет среди господ, кое-чему у них научился.

Немало вещей из обширного гардероба княгини и ее сынов уплывало через руки Капитона знакомому старьевщику.

Сбывал он не только носильные вещи, но и все, что под руку попадало – будь то колесо от тарантаса или окорок.

Капитон давно хотел завести свое дело, верное, денежное дело – ямщицкий извоз с трактиром и спальными комнатами.

Предложение Вилюйского пришлось очень кстати. И сам Капитон не продешевил, что принесло ему удовлетворение.

И все же по нынешним меркам, этого мало. Ох, мало…

Капитон сунул руку в карман, нащупал сверток, где лежал точно такой же брусок мыла с оттисками ключей, как и тот, который он передал Вилюйскому.

Спасибо Софке, выручила – ее работа. “Женюсь, ей-ей! – подумал он с благодарностью. – Как только дело спроворю, так и…”