Он стоял возле канализационного люка и уставился на его крышку. Я тоже всмотрелся в то, что было под ногами, и обнаружил, что из дырочек на этой крышке бьют струйки воды толщиной в палец. Через пять минут вокруг люка была уже большая лужа. Я посмотрел на мостовую дальше там повсюду расплывались маленькие озёра. Вода прибывала медленно, но верно.

Математик тупо смотрел на воду. Казалось, он был слеги удивлён, увидев воду у самых ног. Некоторое время он недоверчиво рассматривал её: вода пришла к нему как неизвестный феномен. В его гроссбухе ничего про эту уличную воду не значилось, и он смотрел на неё, как профессор из старого романа смотрел на явившихся к нему рабочих.

Более того, объект изучения вовсе не собирался исчезать. Это напоминало гостя, про которого все знают, что он гость, и он сам это знает, но всё же достаёт из портфеля зубную щётку и полотенце, а потом из специального пакетика извлекает домашние тапочки и начинает переодеваться, с каждой минутой располагаясь всё привычнее и удобнее. Пожав плечами, Математик повернулся к нам, дескать, нот так штука, даже я удивлён. Что, дескать, вы думаете по этому поводу? В этот момент я сообразил, что наш круг чтения может оказаться диаметрально противоположным. Я читал в брошенной библиотеке всё без разбора, но, пожалуй, довольно мало книжек с формулами. А он наверняка только их и читал, и то, что мне казалось естественным для этого города, ему представляется удивительным. И точно, оказалось, что Математик не имеет никакого представления о петербургских наводнениях. Однако время было дорого, и, недолго думая, мы влезли в спортивный магазин через витрину и выкатили из него велосипеды. Семецкому достался самый маленький. Проехав по каким-то переулкам, мы снова увидели воду. Однако ещё мы увидели стаю павловских собак. Владимир Павлович было дёрнул автомат из-за спины, но мгновенно понял, и понял первым среди нас, что с этими собаками что-то произошло. Они были мокры и печальны. То ли это было, что называется, «водяным перемирием», то ли наоборот, возникшим не из-за жажды, а из-за страха перед водой, то ли что-то произошло с рефлексами у этих животных, но они вовсе не собирались на нас бросаться.

Одна Павловская собака, клянусь, даже махала хвостом, точь-в-точь как дружелюбные собаки из детских книг. Стая преградила нам дорогу. Она стояла в Каверинском переулке и с любопытством смотрела на воду. Вода подходила к нам медленно, тихими шагами, как подходит тот самый гость, что будет жить в нашем доме вечно. Собаки медленно отступали, да и мы попятились, спешившись с наших двухколёсных транспортных средств. Вода наступала, и павловские собаки время от времени поворачивали к нам свои морды, как бы говоря: по сравнению с этим мы ведь одной крови, да?

Тут я сообразил, что откуда-то знаю эту историю. То ли я вычитал её в заброшенной библиотеке, то ли мне её кто-то рассказал, но суть дела была в том, что собаки с наработанным условным рефлексом в момент наводнения этот рефлекс теряют от испуга, который возвращает их в прежнее, нормальное собачье состояние. Однако экспериментировать с этой стаей у меня никакого желания не было. Пока я так размышлял, вода дошла до того, что называется в Питере поребриком.

Смотреть на это не было никакой радости, и мы снова залезли на велосипеды и поехали к мосту лейтенанта Шмидта. А слева, над разливом воды, скакал мрачный всадник на коне с дырой в заднице.

На той стороне площадь Труда уже залило, залило и бульвар, вода дошла до окон первых этажей, влилась в магазины; дома стали меньше, укоротились.

Мы ошиблись направлением и забрали в сторону, переехав Мойку по Поцелуевому мосту. Я мазнул взглядом по бывшим своим окнам на третьем этаже дома прямо напротив моста: как и в детстве, они казались огромными.

Жаль только, что я никогда не знаю и не узнаю, кто жил здесь потом. Времени нет, чтобы подняться и поглядеть. Я уж думал крикнуть своим попутчикам и открыл рот, да крика у меня не получилось. Но крик всё же ударил по ушам. Это был крик Математика, он почувствовал сзади новую опасность и заорал как резаный. Со стороны Невы к нам летела стая квазичаек.

С разворота она спикировали на что-то, что барахталось В воде, и я увидел, как они выхватили из воды несколько барахтавшихся и воющих собак.

Но поэт наш отстал, и следующий заход пришёлся на него. Одна квазичайка промахнулась, но вторая на скорости долбанула его клювом в спину и тут же сорвала обмякшее тело с сиденья велосипеда, да так, что двухколёсный друг ещё немного проехал, прежде чем упал. Лысая девушка Лена громко вскрикнула и ещё быстрее начала крутить педали, при этом хохоча, как ребёнок. От этого у меня сразу кисло стало во рту, будто я зажал зубами слаботочный провод. Квазичайка уносила бедного Семецкого куда-то в сторону верфи, но в этой гонке эмоции пока нам были недоступны. Сожаление придёт потом, а сейчас на нас действовала анестезия страха. Стать следующей жертвой никому из нас не хотелось, и мы, поднимая колесами буруны, въехали в какой-то вестибюль. Оказалось, что мы попали в огромный театр. Вода прибывала, и в зрительном зале уже стояла по колено. Плавали скрипки и контрабасы. В огромную воронку Сенной площади, бурля и булькая, вливалась вода.

— Туда нам нельзя, — сказал Математик как-то неуверенно.

— Тут все умрут. Нам вообще никуда нельзя, — ответил Владимир Павлович и, в общем, был прав.

— Но нам надо на «Технологический институт».

— Это вам туда надо, а будет ли существовать эта станция через несколько часов?

Математик справился с растерянностью и уверенно сказал:

— Будет. Она вообще очень технологична.

Она и оказалась технологична. Потом мне говорили, что при наступлении воды инженеры «Техноложки» тут же начали перекрывать тоннели. Она поднималась медленно, но удивительно равномерно, и именно поэтому подъём этот казался нам бесконечным. Мы были последними, кто попал к ним на станцию в последний момент.

Мы подоспели как раз тогда, когда сноровистые, крепкие ребята наполовину закрыли гермоворота. Электропривод створок работал достаточно громко, но наши крики с несущихся по воде велосипедов перекрыли даже его. А вопили мы просто «А-а-а-а-а-а!»

Однако же этот долгий звук вместил в себя все мыслимые слова.

«Технологический институт» гудел как разворошённые улей. Тут все понимали опасность наводнения, одно слово, технократы. Паники не было, и только по выражению тревоги на лицах было понятно, что все знают о приближающейся беде.

На этот раз мы кинули вещи в другом кубрике, который делился на две части. Во второй уже расположились люди с тревожных смен, которые эвакуировались на станцию из тоннелей.

После этого в качестве поддержки пошли вместе с Математиком на встречу. Лена шла в середине нашей группы, улыбаясь и приплясывая, как дрессированная обезьянка.

С тоской я глядел на неё, и страшно мне было от этого сочетания привлекательной внешности и звериных инстинктов.

Встречающие перехватили нас в длинном коридоре, кончавшемся вентиляционной шахтой. Здесь никого не было, ещё бы, мы уже миновали пост охраны, но тревожные голоса звучали и тут через приглушенные динамики оповещения.