На первый взгляд это кажется странным, ибо непонятно, откуда же появляются суперэтносы? Очевидно, характер их возникновения иной, нежели у этносов и тем более субэтнических целостностей. Но если так, то необходимо предположить, что загадка происхождения этносов потому и не была решена, что ее решение лежит на порядок выше и, следовательно, зримый и ощущаемый нами феномен этноса, того или другого, – всего лишь вариант суперэтноса, в который он входит как элемент мозаичной системной целостности, подобно тому, как колонна или кариатида входит в целостность дворца, хотя кариатиду можно рассмотреть, стоя с нею рядом, а дворец целиком обозрим только с большого расстояния. Однако без одной кариатиды дворец продолжает функционировать, а статуя при этом превращается в лучшем случае в музейный экспонат, а в худшем – в строительный мусор. Поясним это на примерах из истории.

Суперэтническое единство реально не менее субэтнического. Французский этнос уже в начале Средневековья входит в целостность, называвшуюся Chretienté и включавшую в себя католические страны Европы, часть населения которых была арианской (бургунды) или языческой (фризы). Но такие детали в то время никого не волновали. Объединенную Каролингами территорию населяли две большие этнические группы: германоязычные тевтоны (teutskes) и латиноязычные волохи (welskes). При внуках Карла Великого эти этносы заставили своих государей разорвать железный обруч империи и в битве при Фонтене в 841 г. достигли своей цели: Карл Лысый и Людвиг Немецкий в 842 г. в Страсбурге поклялись отстаивать разделение империи по нациям.

Но это было дробление в первом приближении. От королевства западных франков отделились Бретань, Аквитания и Прованс, а крошечная Франция располагалась между Маасом и Луарой. Эта «территориальная революция» [201, с. 244–247] закончилась тем, что законная тевтонская династия Каролингов была свергнута в самом Париже, где в 895 г. воцарился граф Эд, сын Роберта Анжуйского. Сто лет боролись Каролинги против распадения своей страны, но этносы, возникшие на базе широкого спектра смещений, упорно отказывали им в покорности. Вследствие «феодальной революции», закончившейся в Х в., Западная Европа распалась политически, но продолжала выступать как суперэтническая целостность, противопоставлявшая себя мусульманам – арабам, православным – грекам и ирландцам, а также язычникам – славянам и норманнам. Впоследствии она расширилась, поглотив путем обращения в католичество англосаксов, потом западных славян, скандинавов и венгров. Этническая мозаичность не препятствовала развитию суперэтноса.

Второй пример. В Средиземноморье в древности существовала единая эллинистическая культура, в процессе развития включившая в себя Лациум и финикийские города. В этническом аспекте она напоминает западноевропейскую, потому что основное эллинское ядро не исчерпывает всех вариантов разносторонней эллинистической культуры. Конечно, Рим, Карфаген, Пелла имели свои локальные особенности и представляли собой самостоятельные этносы, но в суперэтническом смысле входили в широкий круг эллинистической культуры. Впрочем, это не ново, но для нас важно как отправная точка. Римское господство способствовало этнической нивелировке, а уравнивание в правах греческого языка с латинским привело к тому, что почти все население Средиземноморья слилось в один этнос.

Но в I в. н. э. в Римской империи появились новые, не похожие ни на кого из соседей люди, образовавшие в последующие два века новую целостность. Уже в начале своего появления они противопоставили себя «языцам», т. е. всем остальным, и действительно выделились из их числа, конечно, не по анатомическим или физиологическим признакам, но по характеру поведения. Они иначе относились друг к другу, иначе мыслили и ставили себе в жизни цели, казавшиеся их современникам бессмысленными: они стремились к загробному блаженству. Эллинистическому миру был чужд аскетизм, новые люди создали Фиваиду; греки и сирийцы проводили вечера в театрах и любовались «пляской осы» (древний стриптиз), а эти собирались для бесед и тихо расходились по домам; своих богов эллины и римляне уже несколько веков считали литературными образами, сохранив их культ как государственную традицию, а в быту руководствовались многочисленными приметами; новые проповедники и неофиты с полной уверенностью считали реальностью инобытие и готовились к потусторонней жизни. Относясь лояльно к римскому правительству, они отказывались признавать его божественную природу и не поклонялись статуям императоров, хотя это часто стоило им жизни. Нюансы их поведения не ломали структуру общества, но из этнической целостности новые люди вызывали жгучую ненависть городских низов, требовавших их уничтожения, исходя из принципа отрицания права на несходство.

Считать, что причиной возникшей неприязни была разница в убеждениях – неправильно, ибо у необразованных язычников в это время никаких стойких и четких убеждений не было, а у людей нового склада они были многообразны. Но почему-то с Митрой, Исидой, Кибелой, Гелиосом эллины и римляне не ссорились, делая исключение только для Христа. Очевидно, вынести за скобки следует не идеологический или политический признак, а этнологический, т. е. поведенческий, который для эллинистической культуры был действительно новым и непривычным.

Как известно, новая целостность победила, несмотря на огромные потери. Исчезли гностики, рассеялись по миру манихеи, замкнулись в узкую общину маркиониты (впоследствии – павликиане). Только христианская церковь оказалась жизнеспособной и породила целостность, не имевшую самоназвания. Условно мы будем называть ее византийской или ортодоксально христианской. На базе раннехристианской общины, разросшейся в V в. до пределов всей Римской империи и ряда соседних стран, возник этнос, называвший себя старым словом «ромеи». С V по Х в. в православие были обращены болгары, сербы, венгры, чехи, русские и аланы, и тогда создалась суперэтническая культурная целостность православного мира, сломленная в XIII в. «франками»[15], «турками» и монголами. В XIV в. православная традиция воскресла в связи с возникновением великорусского народа.

Но считать Московскую Русь культурной периферией Византии нельзя, ибо местные традиции сделали из Руси самостоятельную целостность. И ведь вот что важно: течения, отколовшиеся от Вселенской церкви в V в., – несториане и монофизиты, несмотря на то что их прокляли на Вселенских соборах, продолжали ощущать свою обобщенность с православными, а простой церковный раскол 1054 г., когда спорящие стороны объявили противников еретиками, оформил уже происшедший разлом единой суперэтнической целостности: католичество стало новой структурой системы «христианского мира». Ареал «католической» Европы отличался от «византийского» характером поведения населявших его людей. В Западной Европе возникли средневековые Nationes, из коих выросли современные нации, рыцарство, городские коммуны и все то, что отличает европейский от прочих суперэтносов мира.

Но и после раскола 1054 г. догмат христианства остался прежним, значит, дело не в нем, и история религии лишь отражает, как чуткий индикатор, глубинные процессы как социальной, так и этнической истории.