Избранницу Борьки он впервые увидел только на свадьбе – не шумной, от силы человек на десять гостей: родители с обеих сторон, пара подружек невесты да они с Вероникой. Праздновали дома у жениха, составив вместе новенький обеденный стол и старый, еще с ученических времен, письменный. Вручая невесте традиционный букет и мимоходом целуя в щеку, Алеша отметил, что имя ей идет. Точно такой и должна быть Рита – стройная, белолицая, с задорными веснушками.

Это уже потом, год спустя, он рассмотрел и ее высокую грудь, и пухлые губы, и пушистые рыжие волосы, и тонкие пальцы, оценил ее острый ум и до одури заразительный смех. И главное – солнечные веснушки, как-то сразу выделявшие жену приятеля из толпы окружающих серых лиц.

Рита прекрасно умела слушать, ненавязчиво глядя собеседнику в глаза. Это рождало уверенность, что твои слова не просто слышат – их осознают, им сопереживают, тебя понимают, разделяют твою позицию и всячески тебя поддерживают. А еще она очень хорошо и красиво говорила, завораживая своим мягким, теплым, грудным голосом, всегда находила нужные слова, сочувствовала, как-то по-особому сдвигая брови, отчего на лице появлялась печать вселенской скорби. Впрочем, возможно, эти качества были не врожденными ее чертами, а профессиональными навыками – Маргарита, как и Алеша, была выпускницей университета, только она окончила факультет психологии.

Но все это Алексей узнал потом. А тогда, на свадьбе, он особенно и не присматривался к жене друга, его волновали совсем другие проблемы – на дворе уже стоял ноябрь, а звонка от Миславского все не было. Алеша терялся в догадках, что бы это могло означать. Ничего хорошего – это ясно. Но все-таки в чем дело? Обычные для нашей страны бюрократические проволочки? Или режиссеру не удалось решить вопрос с финансированием, что, впрочем, сейчас, когда в стране началась инфляция, ничуть не удивительно? А вдруг сам Эмиль Миславский раздумал снимать фильм по его «Рождественской сказке»? Все эти догадки терзали душу, не давая думать ни о чем другом. Алексей сделался нервным, раздраженным, то и дело выходил из себя, дома срывался на Нику и даже на Павлушку. О писательстве не могло быть и речи, идей не было, одна мысль о том, чтобы сесть за стол, тут же рождала следующую – «Зачем, если это никому не нужно?». Алеша Ранцов был взрослым неглупым человеком и в глубине души сам прекрасно понимал, что это самое оскорбленно-надменное «никому не нужно» в действительности означает совсем другое, а именно – смешную и наивную, почти детскую обиду на то, что фильма не получилось, но ничего не мог с собой поделать. Неудача слишком больно ранила его, и, чтобы как-то отвлечься, он снова с головой погрузился в работу – автомобильный бизнес. Так прошла осень, потом зима. В апреле они с Борисом в очередной раз отправились в Германию, где уже все цвело и зеленело, а когда вернулись в пока еще серую и безлиственную Москву, Ника встретила его горящим взором и радостным сообщением: «Милый, тебе Миславский звонил! Аж дважды – на той неделе и сегодня утром. Вот, я его номер на бумажке записала».

Алексей, тут же забыв об усталости, бессонной ночи и ванне, о которой мечтал уже несколько дней, бросился к телефону. Случилось чудо – режиссер нашел-таки деньги на съемку фильма.

– Вы, конечно, примете участие в написании сценария? – спросил Миславский при встрече, и это было скорее утверждение, а не вопрос.

Алеша смутился.

– Видите ли, я совсем не умею этого делать… Все эти крупные планы, общие планы, наезды, интерьеры-экстерьеры – для меня просто китайская грамота. И потом, мне всегда плохо удавались диалоги.

– Об этом не беспокойтесь, – заверил его режиссер. – Диалогами и всем прочим, что вас так пугает, займутся профессионалы. А от вас для начала потребуется только синопсис – поэпизодник. И, разумеется, вы будете работать над ним не в одиночку. У вас будет помощник, точнее помощница. Вы завтра вечером свободны? Тогда подъезжайте часам к шести, я вас познакомлю.

Алексей почему-то был уверен, что сценаристка окажется опытной энергичной пожилой дамой с массивным пучком и прокуренным командным голосом, чем-то похожей на Зою Васильевну из редакции молодежного журнала, где была опубликована его первая повесть. Тем сильнее было его потрясение, когда на другой день он увидел рядом с Миславским совсем юную девушку – тоненькую, хрупкую, большеглазую, с абсолютно прямыми волосами платинового цвета, спускавшимися ниже осиной талии. Он сразу подумал, что девушка похожа на какое-то сказочное существо, настолько она была стройной и невесомой.

– Знакомьтесь, Алексей, это Оля Павлова, сценарист, – представил режиссер.

– Вы, наверное, еще в институте учитесь? – спросил Алеша – на вид небесному созданию трудно было дать больше девятнадцати лет.

– Я окончила ВГИК в прошлом году, – последовал ответ. – Это будет уже четвертая моя работа.

Голос у девушки оказался неожиданно низким, но это только придало ей еще больше очарования.

– Ну что же, думаю, я вам больше не нужен, – вечно спешащий Эмиль резко поднялся с места. – Если что – звоните. Но помните, что максимальный срок у вас – полтора месяца. К первому июня у меня на столе должен лежать готовый поэпизодник. Справитесь?

– Мы справимся? – улыбнувшись, спросила Оля.

Алексей встретил взгляд этих огромных глаз, одновременно и опытных, и невинных, и понял: в паре с этой девушкой он справится с чем угодно.

Этот период в жизни моего Писателя был очень трудным для нас обоих. Выбитый из колеи, растерянный, Алексей нервничал, а я, как ни старался, не мог ему помочь. Сначала-то все шло хорошо, и даже его душевные метания не очень нам помешали. Увидев восстановленную церковь, мой подопечный сделал правильные выводы о своем предназначении, а встреча с режиссером, которую, как вы поняли, устроил ему тоже я, помогла принять окончательное решение. Но тут, впервые за всю жизнь Писателя, я столкнулся с тем, что далеко не все в окружающем его мире подвластно моему влиянию. Потрясения и перемены, происходившие в тот момент в стране, где жил Алексей, были настолько значительны, что один скромный ангел-хранитель был не в силах на что-либо повлиять. Не только мне, но и другим моим коллегам приходилось тогда очень непросто – жизнь людей становилась тяжелее и тяжелее буквально с каждым днем, наши подопечные кидались из крайности в крайность, то и дело совершали нежелательные для нас поступки, за ними требовался глаз да глаз. Надо сказать, что вообще назначение в ту страну, где родился и жил мой Писатель, у нас, ангелов, считается одним из самых ответственных. Жизнь там всегда трудна и постоянно что-то происходит: то войны, то перевороты, то иные катаклизмы… И люди там особенные, их души требуют к себе много внимания, судьбы сложны и часто трагичны. Но зато, как утверждают некоторые опытные хранители, внутренний мир живущих там людей богаче и интереснее, чем где-либо на Земле… Впрочем, в тот момент, когда я выбирал себе в подопечные Писателя, я даже не подумал о том, в какой обстановке будет существовать и развиваться его душа. Тогда я мечтал лишь о том, как буду творить вместе с ним, – а теперь вот пришлось помогать ему преодолевать всевозможные препятствия, создаваемые не только людьми, но и обстоятельствами. Подсунуть книгу Алексея известному режиссеру и внушить, что по ней необходимо снять фильм, было не так сложно – конечно, не без помощи хранителя этого режиссера. Но вот сделать так, чтобы у киношника появились деньги (снова деньги, снова это отвратительное изобретение темных сил!) на осуществление планов, оказалось невероятно трудно. Вместе с ангелом-хранителем режиссера мы обеспечивали это несколько месяцев, совсем выбились из сил, но все-таки добились своего. Мне это снова стоило нескольких вылезших перьев. К тому же во время всех этих хлопот я стал меньше внимания уделять своему подопечному, и это не замедлило сказаться. Алексей то впадал в депрессию, то становился раздраженным и, к сожалению, совсем разленился и вообще перестал писать, полностью посвятив себя ненавистным мне машинам.