Чтобы разгрузить Марка от текущих дел, в помощь ему в 1952 г. был направлен радист нелегальной разведки Хейханен (псевдоним — Вик). Вик оказался морально и психологически неустойчивым, пил, быстро опустился. Через четыре года было принято решение о его возвращении в Москву. Однако Вик сообщил американским властям о своей работе в советской нелегальной разведке и выдал Марка.

В 1957 г. Марк был арестован агентами ФБР. В те времена руководство СССР заявляло, что наша страна «не занимается шпионажем». Для того чтобы дать Москве знать о своем аресте и о том, что он не предатель, Фишер при аресте назвался именем своего покойного друга Абеля.

В ходе следствия категорически отрицал свою принадлежность к разведке, отказался от дачи показаний на суде и отклонил попытки американских спецслужб склонить его к сотрудничеству.

Приговорен к 30 годам заключения. Наказание отбывал в федеральной тюрьме в Атланте. В камере занимался решением математических задач, теорией искусства, живописью. 10 февраля 1962 г. обменен на американского пилота Фрэнсиса Пауэрса, осужденного советским судом за шпионаж.

После отдыха и лечения полковник Фишер (Абель) работал в центральном аппарате разведки. Принимал участие в подготовке молодых разведчиков-нелегалов. Умер от рака в 1971 г. Похоронен на Донском кладбище в Москве.

Награжден орденом Ленина, тремя орденами Красного Знамени, орденом Трудового Красного Знамени, Отечественной войны 1-й степени, Красной Звезды и многими медалями.

Супруги Коэн

(материалы пресс-конференции в Службе внешней разведки России)

Супругов Коэн и Конона Молодыя, к сожалению, уже давно нет в живых, поэтому пресс-служба СВР пригласила людей, которые хорошо их знали и работали вместе с ними.

В уютном особнячке на Остоженке собралась элита отечественной внешней разведки: бывший заместитель начальника СВР генерал-лейтенант Сергей Кондрашов, не нуждающийся в особых представлениях легендарный 80-летний Джордж Блэйк и бывшие нелегалы — супруги Вартанян, начинавшие работу в разведке еще в начале 40-х годов, «пришедшие с холода» неразоблаченными, которых только совсем недавно руководство СВР разрешило чуть-чуть рассекретить.

Вряд ли имеет смысл приводить все, что говорили эти люди, хорошо знающие на собственном опыте, что такое жизнь разведчика-нелегала. Тому есть несколько причин. Во-первых, они были друзьями, а во-вторых…

Впрочем, лучше предоставить слово самому Блэйку: «Так уж получилось, что, сам того не желая, я сыграл достаточно отрицательную роль в жизни Хелен и Питера. История эта началась в 1961 году, через несколько месяцев после их ареста. В январе 1961 года они были осуждены к 20 годам тюремного заключения. Оба обжаловали решение суда, и слушание их дела в апелляционном суде состоялось в мае 1961 года. А в апреле был арестован я. Тот факт, что мы были арестованы с таким небольшим промежутком времени, не был случайностью.

Человек по фамилии Голиневский, заместитель начальника польской военной разведки, сбежавший к американцам, обладал информацией, которая вела к Лонсдейлу, Крогерам и ко мне. Правда, наши дела никак не были связаны между собой.

Суд надо мной состоялся 3 мая 1961 года, а неделю спустя слушалось дело Лонсдейла и Крогеров в апелляционном суде. Им было отказано в пересмотре дела. В этой связи Питер писал Хелен: «Ты, наверное, уже знаешь исход нашего обжалования, который становится частью истории не только из-за длительного срока, но также из-за обоснования приговора. Кто может с уверенностью сказать, что дело, которое слушалось неделю тому назад, не бросило свою тень на ход мышления и эмоций судей?»

В октябре 1966 года мне удалось с помощью хороших друзей и большого везения бежать из тюрьмы и добраться в конце года до Москвы.[1]И мой побег снова имел пагубные последствия для Питера и Хелен. До этого времени они содержались в так называемой открытой тюрьме. В ту ночь, когда стало известно о том, что я бежал, они были переведены в другие тюрьмы. Хелен перевели в закрытую тюрьму, где ее держали под строгим наблюдением, а Питера — в тюрьму на острове Уайт. В результате моего побега эта тюрьма была превращена в тюрьму повышенной безопасности, где содержались самые опасные преступники, бежать из которой было почти невозможно.

В ней Питер провел последние три года заключения, вплоть до обмена на англичанина, осужденного в Советском Союзе за шпионаж. Другим, наверное, самым тяжким, испытанием для них было то обстоятельство, что из-за повышенных мер безопасности, принимавшихся при транспортировке, теперь вместо положенной встречи раз в месяц они могли видеть друг друга только раз в три месяца. Из их писем видно, с каким нетерпением они ждали этих встреч, какое было для них лишение и страдание — видеть друг друга так редко».

По английским законам Питер и Хелен Крогеры должны были отбывать наказание в разных тюрьмах — мужской и женской. При этом как мужу и жене им было разрешено встречаться раз в месяц. Для этого их привозили в тюрьму, расположенную на полпути между их местами заключения, где в тюремной комнате в присутствии надзирателя в течение часа они могли беседовать и пить чай с печеньем.

По словам Джорджа Блэйка, «когда, уже хорошо зная друг друга, двадцать лет спустя мы вспоминали в Москве о нашей жизни в английских тюрьмах, я понял, как отрицательно отразился мой побег на них. Я не мог не испытывать чувство вины. Когда я им рассказал об этом, они рассмеялись и ответили, что я зря так думаю, наоборот, они даже испытали большую радость, узнав о моем удачном побеге».

Если тесно общаться и дружить с супругами Хелен и Питером Блэйк смог только на протяжении последних четырех или пяти лет их жизни в Москве, то с Лонсдейлом они близко познакомились еще в тюрьме Ее Величества, регулярно встречаясь на ежедневных прогулках в тюремном дворе. По словам Блэйка, этому способствовали неиссякаемое чувство юмора и оптимизм Гордона. Другие заключенные с удивлением наблюдали, как два осужденных разведчика во все горло хохочут над анекдотами, которых Гордон, по словам Джорджа, знал массу.

А еще Блэйк часто вспоминает случай, который произошел в самом начале их заключения: «Как-то летом 1961 года во время прогулки Лонсдейл сказал мне: «Джордж, обрати внимание на мои слова. В 1967 году мы встретимся на Красной площади во время празднования 50-летия Октябрьской революции».

Он тогда начинал отбывать 25-летний срок тюремного заключения, а я — 42-летний. Для того чтобы эти слова сбылись, должно было произойти настоящее чудо. Но реальная жизнь часто бывает более фантастической, чем самое смелое воображение. И чудо произошло. Лонсдейла обменяли в 1963 году, а мне удалось бежать в 1966-м. И в ноябре 1967 года мы оба действительно были на Красной площади».